Выбрать страницу

Когда Путин начнет лить кровь

Поведение Путина практически полностью укладывается в теории Карла Шмитта о диктатуре. Отчасти для отвода глаз, отчасти для более прихотливого гарнира и показной верности отечественным традициям упоминаются русские имена Ильина или Бердяева. Но то, что Путин делает с Россией, вдохновлено «Диктатурой…» Шмитта, а путинское же поведение в Украине работой «Теорией партизана» (что, конечно, не отменяет чтение референтами Путина — а это и есть Путин и его бэкграунд — других шмидтовских книг). Но именно теория «диктатуры», на мой взгляд, наиболее полно соответствует стратегии Путина. Хотя теория, как мы понимаем, далеко не всегда соответствует практике. Шмитт делит диктатуры на два вида: одна, называемая им «комиссарской», «несмотря на все чрезвычайные полномочия все же существенно держится в рамках существующего конституционного порядка и …диктатор уполномочен конституционным образом». И другая, «суверенная», при которой «упразднен весь правовой порядок, и диктатура подчинена цели вызвать целиком новый порядок». И здесь мы сталкиваемся с очевидным противоречием: хотя Путину хочется превратить свой режим в суверенную диктатуру, создать «новый-старый порядок», этот режим куда больше похож на «комиссарскую» (хотя все так называемые конституционные порядки в России носят, конечно, бутафорский характер).
Теперь о крови или об ограничителях насилия: большинство законов, принятых за последние два года, — не что иное, как конституционное расширение права на тотальное насилие. Общество интерпретирует эту законотворческую деятельность, как запугивание, в то время, как это то символическое насилие, которое рано или поздно конвертируется в материальное, или превращается в опасную для ее создателя пустоту. У самого Шмитта, понимавшего «политическое как тотальное», а суверенным вождя, который «принимает решение о чрезвычайном положении», не было других ограничителей для насилия. А это означает, что или прольется поток крови, или Путин будет сметен потоком недовольства его слабостью.
Кстати, Шмитт, впрочем, как и Маркс, да еще и в похожих выражениях, обращали внимание на тотальную враждебность русской культуры европейским порядкам. Речь идет об образе «последнего врага человечества вообще, последнего odium generis humani». Этот образ, называемый Шмиттом «величественным», «сумел дать новую жизнь русской ненависти к сложности, искусственности и интеллектуализму западноевропейской цивилизации и от самой этой ненависти получить новую жизнь». Ошибался ли Шмитт, ошибется ли Путин, проявит опыт, сын ошибок, как известно, трудных.
О будущих предателях
У пафоса в разных культурах одинаковый и весьма бедный словарный запас. Когда власть, кичливая и в самоупоении слепая, кончается, и ее требуют к ответу, и не Аполлон, увы, а Марс в английских и американских погонах, то представителей бывшей власти надо как-то называть и очень часто их называют так же, как критиков кичливой власти называла сама власть — «предателями». Не будем вспоминать Берию или тех заплечных дел мастеров, на которых хрущевская оттепель свалила общую вину. Вспомним тихую Норвегию, которую после краха нацисткой Германии ожидала точно такая же жесткая денацификация, которой не избежит и современная Россия. Вот как описывали реакцию современников на суды над норвежскими нацистами типа Кнута Гамсуна: «Кнут Гамсун — духовный вождь, дезориентировавший свой народ, а ведь этот народ за полтора века успел привыкнуть, что поэты и писатели открывают ему великие политические истины… Что могло произойти перед тем, как он столь решительно выбрал свой курс? Отклонялся ли он от своего курса? Пил ли писатель из той же бочки, куда политик справлял малую нужду?» Писателя, обвиненного по тем же статьям, за которые других обвиняемых приговорили к смертной казни, приговорили к умеренному сроку: у славы свои международные скидки (о снисхождении просил даже Молотов, примеряя, очевидно, на себя судьбу Гамсуна и не зная пословицы: не по Сеньке шапка). А потом начали размышлять, что привело Гамсуна к «предательству» (беру в кавычки, так как без кавычек, не цитируя, пользоваться такими словами не умею). Увы, известный рецепт — экспрессивность, воинственная англофобия (необъяснимая ненависть к Англии и Америке), упрямство и не умение признавать ошибки, «пылкое чувство национального сознания, свойственное молодым нациям». Но все это стало ясно только потому, что с пониманием помогла оккупация союзников и ими же инспирированные суды. Свой у норвежцев был только пафос. Как мы могли? Почему не видели и не знали? Где причина затмения? Великая вещь внешнее управление и поражение в неправедной войне. Как быстро учит уму-разуму, если свой коллективный разум отсутствует, поневоле позавидуешь.
Определение России
Что такое Россия, сразу и не сказать. Кому Россия — птица-тройка, кто тебя выдумал. Кому — Махроть Всея Руси. Широка страна моя родная, я другой такой страны не знаю. Умом, конечно, не понять, аршином мэрским не измерить. Рашка. Рассея. Россия — не Европа. Страна рабов, страна господ, и ты, им преданный народ. Жандарм Европы. Тюрьма народов. И с отвращением кругом кидая взор. Азиопа. Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! Ты как солнце Россия! Но сурово брови мы насупим, если враг захочет нас сломать. Я в весеннем лесу пил березовый сок, с ненаглядной певуньей в стогу. И быстрых разумом Невтонов российская земля рождать. Два чувства дивно близки нам – в них обретает сердце пищу. Люблю дымок спалённой жнивы. О Русь! В тоске изнемогая. И по сердцу эта картина всем любящим русский народ! Роковая страна, ледяная, проклятая железной судьбой. Мне голос был, он звал утешно. И внукам дадим, и от плена спасем. В струпьях, в язвах, в проказе – оправдана, ибо есть и останется – Русь. Радуясь, свирепствуя и мучась, хорошо живётся на Руси. Ты гордою птицей над миром летишь, ты — гроздья рябины и крик журавлиный. Сфинкс. Иван Сусанин. Бермудский треугольник. Нигерия в снегах. Полюби меня черненькой, беленькой каждый полюбит. (Тихо, задумчиво): «Главная особенность России — не воровство, не коррупция, не глупость, не злоба… (переходя на еле слышное бормотание) не хамство, не тщеславие, не невежество. Главная особенность России (вдруг переходит на крик) — ЭТО ХУЙНЯ! ВСЯКАЯ ХУЙНЯ!!!
Не о Крыме, о Чехове, жившем в Крыму, или Чехов-марксист
Не помню где (наверное, в ФБ, прошу прощения за отсутствие ссылки), прочитал, как Кушнер уверял своего собеседника, что Крым должен быть русским, потому что именно в Крыму происходит действие «Дамы с собачкой». Не буду даже комментировать, история говорит сама за себя: от репутации не убежишь. Я вообще-то о другом, о политических пристрастиях Чехова, о котором более, чем о каком-либо другом русском писателе, говорили, что он — аполитичен. И с этим спорить я не буду, я просто приведу несколько цитат из Чехова, которые придают его политическим интересам неожиданный ракурс. Взял я эти цитаты из скучной статьи о нем Эренбурга, который, понятное дело, лепил из ялтинского затворника неистового борца с самодержавием. Но и снежную бабу можно слепить, если снег есть. Понятно, что цитаты вырваны из контекста и принадлежат тому или иному персонажу (хотя не только), но интерес именно к отчетливо левой, марксистской интерпретации российской действительности, у Чехова, оказывается, был. Читаем.
«И в самый разгар освободительных идей, так же как во времена Батыя, большинство кормит, одевает и защищает меньшинство, оставаясь само голодным, раздетым и беззащитным». («Моя жизнь»)
«Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, темнота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч, живущих в городе, ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился… Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать?.. Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!» («Крыжовник»)
«Народ опутан цепью великой, и вы не рубите этой цепи, а лишь прибавляете новые звенья — вот вам мое убеждение…» («Дом с мезонином», о «системных либералах»)
А вот собственно голос Чехова в его оценке романа Сенкевича:
«Цель романа: убаюкать буржуазию в ее золотых снах. Будь верен жене, молись с ней по молитвеннику, наживай деньги, люби спорт — и твое дело в шляпе и на том и на этом свете. Буржуазия очень любит так называемые «положительные» типы и романы с благополучными концами, так как они успокаивают ее на мысли, что можно и капитал наживать и невинность соблюдать, быть зверем и в то же время счастливым».
Цитат, конечно, больше, я привел самые, на мой взгляд, красноречивые: и Чехов, оказывается, думал и примерял для себя и своих героев марксистскую оптику. И делал это, кажется, с осознанной отчетливостью.
Ставка на риск как подростковый прием
Хотя Вова Путин кажется нам трудно повторимым и, так сказать, густопсовым народным экземпляром, у русских нет никакой привилегии на мачизм с уклоном в неадекват. Попробуйте на вкус следующую цитату: мужественность — «это уверенность перед лицом риска», она «ищет и приветствует драму, предпочитает периоды войны, конфликтов и риска». «Ей присущи настойчивость и даже упрямство, она жаждет власти и действия». Думаете, это какой-нибудь профессиональный думский жополиз о Вове-маленьком лестью прокладывает путь к кремлевским карьерным вершинам? Ничего подобного, это цитата из книжки американского профессора-республиканца Харви Мэнсфилда, выпустившего свой труд под кричащим названием «Мужественность» аккурат в начале спада популярности Буша-младшего в 2006 году. Казалось бы, замени одного другим и ничего не изменится. Увы нам, не так. Да, Буш начал две войны, под надуманными предлогами, особенно это касается Ирака, обманул и подтасовал мотивы вторжения, и эти войны тяжело обошлись Америке, да и Бушу-младшему в первую очередь. Он самый презираемый президент, с самым низким рейтингом, но и в период обожания газета Washington Post писала, что проблема администрации Буша как раз в избытке мужественности (я бы взял последнее слово в кавычки, но газета этого не сделала). «Сегодня, — продолжает газета — слабость не предмет для беспокойства. Нынешнюю администрацию возглавляет ковбой, которого поддерживает охотник на куропаток». Здесь возникает еще один сюжет. Дело в том, что, по мнению Мэнсфильда, мужественностью обладают в основном мужчины. «Можно ли научить женщин мужественности и сделать их настойчивее? – спрашивает автор-ментор. – Или это все равно что учить кошку лаять?» Красивая метафора, неполиткорректная, в духе Жирика. На этот вопрос, кстати, газета отвечает так, что очень хочется переадресовать его коллективному Путину-подростку (Кремль, детская комната милиции, см. под диваном): «Нашей стране нужно чуть меньше мужественности и чуть больше качеств, которые вы назвали бы женскими: сдержанности, вдумчивости, желания идти на компромисс и, может быть, даже немножко сомнений в своей правоте». А ведь это писалось в самый разгар войны, на страницах одного из популярных изданий. Вот и вся, так сказать, разница. Желание поиграть в войнушку и изобразить из себя такого крутого, что аж в зобу дыхание сперло, возникает в разных культурах, но в одной предусмотрены противовесы, пусть далеко не идеальные, запаздывающие, инерционные. А в другой — кто не с нами, тот — национал-предатель и место тебе, паря, у параши. Конец связи.
Жажда войны как неутоленное чувство
Хотят ли русские войны? Еще как хотят, спят и, можно сказать, видят. А вот почему, зачем Россия опять готова воевать, обреченная — рано или поздно — на неизбежное и сокрушительное поражение? Отчего такая истеричная воинственность в воспаленных взорах, несдержанных речах и наивных, почти невменяемых призывах? Ответов много, но я сейчас припомнил один, принадлежащий Валерию Ронкину, одному из самых умных и благородных людей, встретившихся мне в жизни. В одной из его статей, о которой речь, Ронкин рассказывает о периодическом накапливании агрессии, злобы, желчи, которая, как вода или вино, переполнившие бурдюк, просто просится наружу, ну, вроде младенца, рвущегося из материнской утробы при наступлении срока (оттого-то и войны, даже самые кровопролитные и жестокие, начинаются с радостной эйфории, что война от черного томящего чувства агрессии освобождает). Пока, конечно, не прилетает первый (десятый?) бумеранг в виде похоронок на родных и друзей, а потом и их гробов. Здесь в самый раз дать ссылку на этот текст, увы, уже покойного Валерия Ефимовича Ронкина, но найти эту статью, опубликованную в конце 1980-х в журнале «Век XX и мир» мне, как я ни старался, не удалось. Более того, даже название этой статьи не знаю, хотя 22 года назад подробно пересказал и обильно процитировал эту статью в своей заметке в газете «Московские новости», на которую (за неимением гербовой) я, как на палиатив, и даю сейчас ссылку. Казалось бы, что общего между началом перестройки и безумной путинской эпохой? А просто тогда и было зачатие, теперь же, видно, пришла пора рожать.

Персональный сайт Михаила Берга  |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены  |  web-дизайн KaisaGrom 2024