Выбрать страницу

Уроки лжи, или работая Акуниным

История, смысл которой периодически оспаривается, важна не только как один из немногих инструментов понимания жизни до нас, но и как механизм создания условных национальных рефлексов. Смысл которых также доступен осознанию только посредством исторической перспективы.

Скажем, задаемся мы навязшими в зубах вопросами об истоках 86 процентов, поддерживающих захват чужой территории в нарушение международных законов. Об удивляющей нас толерантности ко лжи. О ксенофобии, болезненной нетерпимости к символическим (а чаще — выдуманным) обидам со стороны иностранцев и удивительной терпимости по отношению к реальным эксплуататорам и обманщикам, единственное оправдание которых — своинаши. Или о традиционной роли православной церкви, которая всегда на стороне силы, начальства, и из века в век проповедует покорность ему, как главную добродетель и исконно русскую духовность. Да много ли общественных и казалось бы невиданных язв обнаружило путинское правление; и как еще понять, откуда они взялись, кабы не возможность обратиться к истории.

Понятно, что русская история многообразна и многовекторна, и на перечисленные национальные стереотипы (если это именно стереотипы) могли оказать влияние самые разнообразные исторические процессы и обстоятельства нашего славного прошлого. Но я рекомендую обратиться к наиболее хрестоматийной рифме, давно заезженной, но, кажется, не потерявшей актуальности. К влиянию на национальный характер двух с половиной веков татаро-монгольского ига. И остановиться на некоторых красноречивых (пусть и отрывочных) свидетельствах его долговременного воздействия на русскую культуру.

Я приведу несколько фактов, а читатель сам решит: случайные ли это совпадения или исторические закономерности. Причем цитаты буду приводить из работы, написанной на границе перехода от ельцинской эпохи к путинской, то есть когда все те проблемы, которые нас сегодня мучительно волнуют, в очередной раз дали о себе знать.

Начнем с того, что вассальные отношения между очень быстро (за 5 лет) покоренными русскими княжествами и Золотой Ордой имели уникально устный характер. То есть практически никаких документов (кроме ярлыков, которые просто знак), регламентирующих отношения Орды с русскими князьями не было. И это не дань времени (с западными странами Золотая Орда подписывала договоры), а просто уровень пренебрежения.

Орда справедливо полагала, что Русь, как государство, не существует, а те удельные княжества, которые исправно платили ему многовековую дань, закона, письменного договора не заслуживают. Единственное исключение — кратковременный 30-летний период (1330—1360 годы), то есть период временного прекращения ордынских набегов на Русь, когда появились элементы договорных отношений  между Ордой и Русью в плане сохранения стабильности государственных границ. А так князья, приезжавшие в Орду, как мы говорили, получали ярлык – знак власти, разрешающий собирать и привозить дань с определенной территории. Не больше.

Нам же интересен не уровень унижения, а сама привычка жить без письменного закона, регламентации, упорядоченности. И одновременно эстафета насилия, которую осуществляли ханы и темники Золотой Орды посредством русских князей, выступавших для них в качестве сборщиков налогов.

Более того, недоверие к регламентации усиливалось еще тем обстоятельством, что именно татары ввели в русских княжествах инструмент переписи населения, необходимой им для более полного и точного обложения данью. Что опять же содействовало недоверию не только к самому механизму переписи, сохранившемуся по сегодня, но и вообще к инструментам регламентации как таковым.

Не менее интересны и другие обстоятельства переписи и собирания дани, которые поначалу осуществляли сами ордынцы, и это вызывало нарастающее раздражение вплоть до локальных бунтов. Не сам факт, подчеркнем, собирания дани, а то, что это делают иностранцы. Но как только Орда, поняв это, перепоручила сбор дани и предварительную перепись своим данникам — русским князьям, как недовольство моментально потухло. То есть раздражала не суть, а видимость, не что, а кто, хотя на сумму дани это оказывало только возрастающее влияние. Князь собирал на два кармана: хану и себе. Но пусть свой обманывает и обирает до нитки, лишь бы чужой этого не видел. Перед чужим стыдно, свой — какой есть, лишь бы создавал видимость независимости.

Не менее показательно и отношение такого авторитетного института как православная церковь к рабской зависимости русского населения от захватчиков. Церковь не только не поддерживала дух свободолюбия, а напротив, настраивала паству на покорность, интерпретируя сам факт иноземного ига вполне комплиментарно для захватчиков, как наказание за грехи. А захватчики — инструмент в руках Бога.

В ордынцах «видели «наказание божие», ниспосланное на русскую землю за грехи. Если бы не грешили, не прогневили Бога, не было бы таких бедствий, — вот отправная точка всех разъяснений со стороны властей и церкви тогдашнего «международного положения». Не трудно видеть, что эта позиция не только весьма и весьма пассивна, но что она, кроме того, фактически снимает вину за порабощение Руси и с монголо-татар, и с русских князей, допустивших такое иго, и перекладывает его целиком на народ, оказавшийся порабощенным и страдавший от этого более всех».

Не могу не привести еще одну цитату, где есть отчетливая перекличка с нашим временем: «Исходя из тезиса греховности, церковники призывали русский народ не к сопротивлению захватчикам, а, наоборот, к собственному покаянию и к покорности «татарам», не только не осуждали ордынскую власть, но и… ставили ее в пример своей пастве. Это было прямой оплатой со стороны православной церкви дарованных ей ханами огромных привилегий — освобождения от налогов и поборов, торжественных приемов митрополитов в Орде, учреждения в 1261 г. особой Сарайской епархии и разрешения воздвигнуть православный храм прямо напротив ханской Ставки».

То есть церковь была самым лояльным институтом, традиционно поддерживающим и воспевающим власть сильного, за что Орда расплачивалась жирными преференциями: отказом от налогообложения, дани.

Что же касается упрека русским князьям в том, что они допустили поражение своего государства, а затем споспешествовали укреплению рабской зависимости от Орды — то он более чем справедлив. Начиная с Александра Невского, который в противовес брату Андрею (хотя бы пытавшемуся как-то сопротивляться иноземному нашествию), не только стал ревнителем стратегии полного подчинения и не сопротивления закрепощению со стороны татаро-монгольских ханов, но и использовал полученную от последних власть для расправы с теми, кто игу пытался сопротивляться.

Патриотическая историография очень часто изображает русских князей отважными патриотами, что, конечно, далеко от действительности. Очень часто, при приближении ханского войска, князь первым сбегал из города, бросая его на произвол судьбы. Так поступил герой Куликовской битвы князь Дмитрий Донской, когда через два года после победы 1380 года к стенам Москвы пришли войска хана Тохтамыша. Донской при первых слухах спешно уехал якобы для сбора войска, но так и не возвратился. За ним уехало много знатных людей, оборону города осуществлял литовский князь Остей, внук Ольгерда.  Но лишенная авторитетного руководства Москва, имевшая на самом деле много возможностей для сопротивления осаде, была быстро захвачена, разорена, разграблена, десятки тысяч уведены в полон.

Точно так же поступил и сын князя Дмитрия Василий, когда через четверть века к городу приблизились войска хана Едигея. Он также сбежал в Кострому, бросив город без защиты, деревянная Москва была сожжена на версту вокруг.

Кстати, возвышение Москвы было частью политики ордынских властей по ослаблению сопротивления со стороны более сильных русских княжеств. Идея хана Узбека потом будет неоднократно повторяться в русской истории, когда в собственных интересах на первое место будут выдвигать наиболее слабого и неавторитетного кандидата (Сталин, Хрущев, Брежнев, Путин), дабы оттеснить претендентов более сильных и опасных. Понятно, что ордынский хитрец хотел «достичь полного разобщения русских князей и превращения их в непрерывно враждующие группировки. Отсюда его план — передача великого княжения самому слабому и невоинственному князю — Московскому и ослабление прежних правителей «сильных княжеств» — Ростовского, Владимирского, Тверского».

Тем более что граница между русскими княжествами и Ордой проходила очень близко от Москвы — чуть более 100 километров; Тула и тульское княжество частично попадало в ордынскую зону, а Рязанское княжество просто все время воевало на стороне Орды (в том числе и во время Куликовской битвы) и частью Орды считалось.

К опосредованному, но несомненному ордынскому влиянию можно отнести и такую привычную для слабых тактику, как ложь в общественных отношениях, лавирование, вероломство. Можно говорить, что эта тактика была вынужденной. Можно, что она была индуцирована Ордой. И Золотая Орда, действительно, не считала себя связанной хоть чем-либо в отношениях с русскими князьями. Их постоянно визиты в Орду были фактом заложничества: им ничего не обещали, они не знали, как с ними поступит восточный владыка. В Орде, на правах заложников, годами жили сами князья, члены их семей, некоторых убивали, некоторые умирали, некоторые возвращались. Никакой логики. Князей приучили, что власть – самовластна, непредсказуема и прихотлива, хочу — казню, хочу — милую. Такую власть больше уважают и боятся. Боятся и уважают – синонимы. Учителя хороших учеников.

Но факт, что ложь и вероломство стали одними из наиболее примечательных и устойчивых характеристик поведения русских общественных фигур. И устное, и письменное слово постоянно нарушалось. А в иерархическом обществе привычки очень быстро распространяются по всей иерархии, сверху вниз. Если хитрят, лукавят, лгут в глаза князья, то и вся «вертикаль» — бояре, дьяки, духовенство, простой люд лгут с тем же постоянством и простотой в обиходе. Уже не видя в этой тактике ничего предосудительного.

Конечно, список исторических параллелей можно длить и длить, а многочисленные рифмы уточнять, но главное, мне кажется, уже сказано. Безусловно, никто не знает, как в точности закладываются национальные и культурные стереотипы, как появляются исторические условные рефлексы, насколько долговременно и существенно здесь именно историческое воздействие. Но то, что само воздействие имеет место, эти разрозненные комментарии и цитаты проиллюстрировали. Насколько убедительно, не мне судить.

Персональный сайт Михаила Берга  |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены  |  web-дизайн KaisaGrom 2024