Путинский режим, безусловно, один из самых мрачных периодов российской истории. Он не настолько кровавый, как сталинский, да и с брежневским его трудно сравнивать. Тоталитаризм отличается от авторитаризма, даже вот такого агрессивного, репрессивного и мечтающего стать тотальным. Но при авторитаризме можно все, что не запрещено. А при тоталитаризме можно только то, что разрешено.

Одним из последствий войны, начатой Путиным, войны агрессивной, наглой, злой, категоричной, глупой и нетерпимой, следствием, казалось бы второстепенным, даже факультативным, хотя, возможно, наиболее опасным, является заражение войной. Война – это не только сражения, но изменения, которые она приносит. Война сеет свои семена, которые дают злые всходы. Война в каком-то смысле болезнь, заражающая все вокруг, чего она касается, даже если касается вскользь.

Я не хотел отвечать на отповедь российским либералам в виде 14 тезисов бывшего президента Эстонии Ильвеса, потому что они слишком неряшливы и неточны, а большая часть аргументов не выдерживает критики. Скажем, требование проявить немного ответственности и покаяться за преступления России подтверждается тем, что некогда Навальный поддержал войну против Грузии, однако называл грузин не крысами (как у Ильвеса), а грызунами, что более близко по созвучию, хотя все равно плохо.

Лет двадцать назад, в самом начале путинской эпохи, у меня случился разговор с одной знакомой еще с андеграундной поры: сама она не часто ходила на квартирные выставки и чтения, но близкая к тем, кто был вхож, посредством дружеского эха читала самиздат и слышала о событиях в подпольной среде. После перестройки ее муж сделал карьеру в бизнесе, и она смешно рассказывала, как отмечали какой-то корпоративный праздник в пункте проката картинга, все сели за руль, но финишную черту пересекали ровно в соответствии с иерархией в фирме: глава фирмы, потом его первый заместитель и так далее.

Фильм «Пелевин» построен как фильм о фокуснике. Скажем, о Давиде Копперфилде или отечественном мастере ловких рук Игоре Кио. Автор фильма описывает то, что видят зрители. Некоторые внешние приемы, пасы руками, в результате кто-то исчезает, кто-то или что-то появляется, женщину в ящике режут пилой, а она воскресает из-за кулис живой и невредимой.

Если попытаться переформулировать причины войны России против Украины, то можно обнаружить за слоем видимых и объявляемых претензий, типа, спора за территорию Крыма, гонений на русский язык и движения в сторону Запада (ЕС и НАТО), куда более простое и куда более отчетливое чувство.

В убийстве кувалдой бывшего заключенного и вагнеровца Евгения Нужина имеется ещё одно дополнительное, факультативное измерение. А именно рифма с героем романа Солженицына Глебом Нержиным. Как и Нужин, Нержин заключенный. Оба воевали, оба неудачно. Оба сидели в блатной зоне, Нержин в шарашке, Нужин в красной зоне, так как до ареста успел послужить в милиции. 

Попытки охарактеризовать и объяснить поведение Путина и его режима спотыкаются на некорректных уподоблениях. Путина постоянно сравнивают со Сталиным или Гитлером, пытаясь вычислить пропорции первого и второго. Трансформацию путинского режима пытаются втиснуть в идею реставрации совка, найти идеологию (или ее отсутствие) в войнах и репрессиях, и это получается односторонне.

Смотря репортажи про несчастных мобиков, брошенных на фронт без элементарной подготовки, желания и экипировки; с обмундированием подчас непригодным для использования и оружием из музейных архивов; с их – мобиков — рассказами о том, что у них даже лопата одна на троих, а после накрывшего их артобстрела все офицеры сбежали, они частично погибли, частично разбежались по соседним лесам; я вспомнил одного моего старинного приятеля.

О погоде в ноябре.