Не помню уже год, кажется, был еще студентом с черно-жгучей бородой библейского пророка, может, на пару лет старше, не суть: но ехали мы на дачу в Синявино с отцом 9 мая; мост еще не построили, и добирались мы по левому берегу Невы, через Кировск. Не помню, о чем говорили, вокруг шарики, уди-уди, жалкие, вытащенные из пыльной кладовки транспаранты, тщедушная и выдавливаемая, как из тюбика, советская радость. Но внутри разговора я сказал отцу (точно слов, конечно, не приведу, только смысл), что 9 мая обязательно будут отмечать как день огромной национальной скорби и стыда, т.к. победили не умением, а числом и безжалостностью к своим и использовали победу не для раскрепощения общества, а для еще большего закрепощения. Для обмана, в общем, папа, и сокрытия собственной бесчеловечности. Папа сначала рассердился, потом очень расстроился, попытался спорить, а затем потух, стал просить, чтобы я никогда никому это не говорил, если не хочу всем испортить жизнь. До перестройки было лет 15, да и кто в начале 70-х мог думать о каком-то изменении режима, казавшегося вечным. Сомневаюсь, что был шибко умным и знающим в 20 лет, и до сих пор не понимаю, какими качествами надо обладать, чтобы не верить пропаганде? Ну, советскую власть я ненавидел, большинству не доверял, других за собой достоинств не припоминаю. И еще мама до восьмого класса не позволяла покупать телевизор, боясь, что он отвлечет меня от чтения. Так что на телевизионную пропаганду я потом долго смотрел как на сеть, но дырявую и из другого языка, иностранного, что ли. И только уже потом, совсем в иную эпоху, осознал, что политические взгляды — это не столько рациональный выбор, сколько психологический и эмоциональный. Неправильный выбор — стыдно, правильный — никакого достоинства в нем нет, он ничего не стоит, он дается сам собой, почему — кто знает.