Легче всего найти предателей. Увидеть, как, скажем, блядское «Эхо» сливало протест: хитрый лис-Венедиктов и сам по себе, и с помощью прокси-представителей, расставленных в виде ловушек на всех тропах, дабы любой раздумывающий идти или нет, натыкался на сомневающихся и ставящих коварный вопрос о моральности призывов из защищённого далека. 

Есть вещи, которые регулируются законами, но бывает, что те же вещи законами не регулируются, или иногда регулируются, а иногда нет, потому что сами законы регулируются теми, кому закон не писан. Или у законов есть обратный ход, или вместо законодательства мы видим белку в колесе, а значит, это не законодательство, а что-то другое.

Как бы ни был отвратителен Путин и его режим, с него спрашивать, что с трупа анализы. Путин не столько фигура, сколько потенциальная возможность — не останавливаться ни на мгновение перед тем, чтобы стать хуже, если так на йоту будет лучше для тех, кого охраняет.

У превращения России в репрессивное государство с ускоренной перемоткой есть, хотя это может показаться странным, одно невольное, но отчасти позитивное следствие. По принципу: не было бы счастья, да несчастье помогло. Чем разнообразней и просторней репрессивный режим (ну, типа запрещает дышать, не большевея) располагается в координатах России, тем это лучше для одного, но важного аспекта русской культуры: она становится интересней и привлекательней для внешнего наблюдателя.

Борхес утверждал, что самые простые вещи это те, что открываются в последнюю очередь. Полёт Гагарина к ним не относится. То, что это событие, по горло погруженное в пропаганду, было понятно сразу. 

Угрожающее скопление русских войск на украинской границе обострило чувства и выявило ряд неочевидных свойств. Понятно, почему угроза войной – неважно, останется ли она угрозой или обернется реальной войной, — обостряет чувства ненависти украинцев.