Голубой огонек как симптом отсутствия демократии в России
Году в 1984 мы возвращались после встречи Нового года в одном андеграундом салоне на Приморской, который держала милая Оля Волчек и где праздновали без стола, с закусками и выпивкой, приносимыми с собой, под аккомпанемент громкой музыки, укорачивающей диалоги, но осадок праздника все равно оставался. Возвращались мы на перекладных, где-то влезли в ночной автобус, где-то в снегоуборочную машину, такси было роскошью, да и денег у меня, уволенного из музеев и библиотеки и работавшего в газовой котельной, не было.
А когда вернулись и по инерции включили телек, то попали как раз на «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» или «Песни планеты», не помню, как это называлось, где в этот год гвоздем был Bonye M. с их хитом Rasputin, при исполнении которого солист танцевал, удивительно двигая длинными и худыми коленями, ходившими в тазобедренных суставах, как рычаги, что производило фурор и отзывалось каким-то дополнительным вызовом физиологического свойства.
Советские новогодние программы было принято не смотреть, но женщины, пока готовили к праздничному столу или накладывали на себя макияж, включали телек для фона, и облик советской попсы был известен. То есть новогодние программы накануне перестройки тоже были своеобразной версией «Мелодий и ритмов зарубежной эстрады», только упрощенной, отчетливо редуцированной и представлявшей одно из лиц либеральной советской интеллигенции, которая сама из-за фрондерских соображений этот новогодний телек тоже смотрела с презрением и одним глазом. Но тем не менее именно новогодняя советская попса с ее западной музыкальной основой, будто западную попсу помыли хорошенько под кухонным краном с теплой водой, и фирменным романтическим и пафосным словесным рядом, была одним из образов советского либерализма.
Вчерашний новый год мы встречали в том числе и по-русски, потому что у нас в гостях был мой 95-летний папа, и хотя он этого не просил, я включил для фона, как когда-то до перестройки, российский канал с «Новогодним огоньком», просмотр которого позволил точнее понять, почему в России нет демократии.
Вообще при распространенном в интеллигентской среде скепсисе и брезгливости по отношению к массовой культуре, именно массовая культура представляет собой важный и незаменимый термометр, измеряющий температуру совсем других вещей, в том числе демократии. Потому что и демократия тоже часть массовой культуры, ее политическое проявление; да, массовая культура постоянно меняется, заимствуя какие-то приемы культуры инновационной, но при этом легко может быть использована для понимания и политики тоже.
У вчерашнего «Новогоднего огонька» было несколько отчетливых месседжей. Первый – подтверждение традиции и стабильности. Так как первое лицо несменяемо, несменяемы и лица музыкантов и певцов, изображающих ту же природу. Месседж понятен: у нас мало лиц и талантов, те, кто выбились когда-то остаются востребованными и незаменимыми как твой Путин. На нашем небосклоне звезд мало, но они крупные, как таз.
И если сравнивать этот «Новогодний огонек» с тем же самым 1984 годом, то перемен не так и много, а вот констант больше. Дело даже не в удивительном долгожительстве, когда лица 1984 года появлялись и в 2022, а в общей тональности и схеме, остающейся прежней. Понятно, что музыкальная основа подвергается влиянию конъюнктуры и западной поп-музыки, хотя это более касается аранжировки, а не мелодичности, остающейся советской по преимуществу. Плюс отчетливо приклеенный, накладной и имплантированный пафосный романтизм, который в устах прожженных циников из среды постсоветских поп-исполнителей выглядел бы пародией, кабы не нес информационный заряд смысла. Этот наигранный романтизм, эта поза вроде как одиночества, парящего над обществом, но всегда словно возвращающегося в него, как блудный сын, и есть одно из основных сообщений. Как бы не парили вы в вашей личной жизни, вы все равно обязаны вернуться в родную гавань постсоветского традиционализма и пассеизма. Потому что это все равно версия «Старых песен о главном», то есть переосмысление, конечно, но и движение в канве советского канона с его верноподданным характером и покорностью невидимому дирижеру, стоящему где-то там, на фоне Красной площади, с поднятым от ветра воротником и без улыбки транслирующего традиционность как присягу верности.
И эта присяга постоянно приносится. Как в советской культуре присутствовала разрешенная форма такого кукольного фрондерства, когда в репризах сатириков или выступлениях ведущих появлялась критическая нота по отношению к какому-то не слишком высокопоставленного начальству и некоторым недостаткам социальной жизни, которые иногда случаются, если кто-то где-то жить по-советски не хочет. Так и сегодняшний новогодний месседж отчетливо разъясняет, почему демократия не получилась, не могла получиться в сегодняшней России и вряд ли в ближайшем времени случится.
Да, есть музыкальные отзвуки западной поп-музыки, да, остаются претензии по отношению к русским интеллектуалам, которые не смогли осмыслить советское общество и тот транзит в рамках перестройки, который осуществила советская культура, сохранив свой главный месседж и свою привычную структуру. Инновационная культура всегда представляет нечто, используемое поп-культурой как рельсы, по которым она катит, не зная начала и конца.
Но уже здесь, в рамках инерции и проявляется запрос, исходящий от общества. Именно новогодняя музыкальная попса наглядней многого демонстрирует этот запрос, исходящий от российского общества в новогоднюю ночь 2022. Он куда легче для расшифровки: в нем тот же непринципиальный осадок технологичности западной поп-музыки, но без ее контркультурного запала. Тот же слой «Старых песен о главном», которые одними из первых уловили этот запрос на реставрацию совка. Тот же неизбывный лицемерный и подстриженный романтизм в устах застарелого цинизма и фальши.
И тот же присадок непринципиального фрондерства, приданный для обмана потребителей этого контента, которые вроде как нуждаются в этом обмане, и обмануть их, как мы видим, нетрудно, ибо они сами обманываться рады. В этом году этим присадком стали шутки и проявление фрондерства по поводу коронавируса, вакцинации, QR-кодов, то есть именно того, что общество разрешает себе для локального бунта, не затрагивающего политические основы.
В том солевом растворе попсы, которую показал опять «Новогодний огонек» нет пространства для демократии, при которой массовая культура совсем иная, транслирует другие смыслы, в ней нет фирменного советского и постсоветского бодрячества, она может повествовать о драмах и социальных проблемах, в ней есть тот запас самоуважения, которое практически отсутствует в постсоветской попсе.
Можно запретить ртутные термометры и в рамках общего массового движения мерять температуру, не прикасаясь ко лбу, но тот термометр, который всегда на месте для потребителя российской поп-культуры, показывает без обиняков: для демократии в России места нет. Была щелка, заросла, как стежки-дорожки. И теперь нет совсем. Даже шрам почти разгладился.