•     Новости
•     Проза
•     Статьи
•     Видео
•     Галерея
•     Кафедра
•     Био
•     Критика и интервью
•     Друзья и годы
•     Архив

На фоне усиления репрессий, подавивших с невиданной жестокостью (и с помощью  фактической приостановки Конституции) протесты и солидарность с Навальным, продолжают энергично и упрямо звучать голоса, обвиняющие Навального и тех, кто не видит или не хочет замечать его разнообразные националистические высказывания, в том, что это явочным порядком означает оправдание русского национализма и великодержавия в настоящем и будущем.

Будем предполагать, что бьющие тревогу люди честные и неглупые, такие среди сегодняшних хулителей Навального, несомненно, есть. И попробуем рассмотреть ту логическую ошибку (или – неточность, дело не в дефинициях, хотя и в дефинициях тоже), в которую они попали, продолжая яростно обличать символизацию протеста с именем Навального, что несомненно происходит.

Как мне кажется, здесь присутствует процедура неразличения. Обличение национализма, русской имперскости, которой когда по касательной (как в случае Крыма), когда совершенно откровенно (как в случае с Грузией и призывами к русским властям вести себя как можно жестче, а «грызунов» выгонять из России) у Навального имело место, такое обличение вполне правомерно. Более того, вполне понятны чувства пострадавших от русского великодержавия и продолжающих страдать, это чувства ненависти к русскому государству, страстное желание ему смерти за все принесенные несчастья. И резонные опасения, что даже обновившись, это государство останется великодержавным и жестоким. Может быть. И любые националистические высказывания действительно укрепляют символический кокон вокруг того ядра, которое и есть основа русского империализма.

Но Навальный как раз тот, кто более других обеспечил сегодня смерть этого государства. Он нанес ему, возможно, смертельный удар, более того – удар продленного действия, потому что воткнув под сердце свою заточку, Навальный ее не вынул и уже не может, так как он сам и есть эта заточка. И рана продолжает кровоточить во многом потому, что он воткнул себя так глубоко и остался торчать на поверхности красной рукояткой, всем видной.

Не столь и важно, каким был Навальный перед тем, как воплотиться в острый нож, это просто уже не имеет значения. Если не нравится нож или заточка, пусть это будет мулета и шпага, которую матадор воткнул в быка. Не нравится мулета и шпага, пусть это будет семя: Навальный выебал эту систему, и она, ненавидя его, продолжает носить под сердцем его ребенка, который уничтожит саму систему при родах.

Потому что – да, после Путина Россия распадется. Это должно было произойти, эта имперскость в государственной композиции не переживет такого стресса и не потому, что на место Путина придут какие-то другие люди, со сказочным либеральным бэкграундом. Ничего подобного, Россию в ее нынешней структуре похоронят путинисты, которые придут на место Путина во всех образованиях и проведут то же, что и Путин, будут выстраивать вертикаль и суверенную демократию на Урале, Дальнем Востоке, Сибири, да и в Туле тоже. Демократия как перспектива призрачна, а вот развал империи реален.

Но посмотрим на другие аспекты. В конце концов, предсказания о развале имперской России – это всего лишь минутка работы косенькой на правый глаз Кассандры-Соловья. Что еще представляет собой явление Навального, с мужеством вызвавшего огромный резонанс и добровольно отдавшего себя в руки мучителей? Он как бы перезапустил двигатель русской души. То есть двигатель, конечно, работал и будет работать, но Навальный смог какой-то чистотой своего действия, этим свистящим, как фейерверк, звуком освобождения, смог перезапустить этот движок на других каких-то оборотах, и это же ясно ощущается, слышится ухом. То есть я понимаю претензии к русскому жестокому государству, оно может быть или умереть, но ведь люди-то остаются? Отрицая саму эту ситуацию с перезапуском русской души, освобождением (пусть и не известно насколько долгим) от рутинного страха, вы, вольно или невольно, проявляете нечуткость. Хуй с ним, государством, но вы уверены, что не желаете русской душе проявить то, чего не было, чистую такую, беспримесную смелость самопожертвования, надежды, в конце концов.

Не обязательно же быть Бабченко, который желает смерти не только государству, но и людям, в нем пребывающих, как вольным или невольным попутчикам. Он не разделяет их, не дифференцирует мотивацию, потому что такая дифференциация приведет к ослаблению пафоса обличения. Он ненавидит русского человека, не отдавая себе отчет, что ненавидит как русский и сам является русским с его максимализмом, нетерпимостью и безжалостностью. Вам хочется того же? Вы не хотите дать шанс неведомым людям стать лучше?

Я не хочу сказать, что так нельзя. У России такой список преступлений перед своими и чужими, что ей, как и любой империи, можно желать зла и погибели. Но желать зла неизвестным людям с проснувшейся смелостью (может, и совестью, если только понять, что это такое) это как бы не комильфо. И полагать, что не отрекаясь, не поминая ежеминутно о националистических высказываниях Навального, сама эта попытка мужеством ответить на ужас родного государства, уже запачкана, неправильно, что ли.

Представьте себе, не знаю, самолет, корабль, дом, где бушует пожар. И помочь выйти смог лишь человек с непогашенной судимостью? Его подвиг замаран его проблемами с уголовным кодексом? У кого-то остановилось сердце, а сделать искусственное дыхание выпало человеку с плохой биографией, это искусственное дыхание во спасение жизни уже опорочено, его нельзя принять? Или перед тем, как разрешить спасенному подняться, ему нужно прочесть список преступлений спасителя?

Это ошибка в логике, которая фундируется эмоциями, а они позволяют сделать невидимый переход, пропустив сбой в логической цепочке. Национализм надо и можно осуждать. Но надо постараться не увидеть, что совершенное Навальным чисто от любых интерпретаций прошлого, этот поступок вне (или большому счету вне) политики, он принадлежит антропологическому измерению. Это побуждение к прямохождению. Он вдохновляет на то, что имеет возможно смысл обозначить как – мне трудно это выговорить — обладающее робким статусом надежды, и, напротив, наносит непоправимый ущерб тому, что мы по-разному, но ненавидим. Навальный заставил государство стать таким плохим, что такое плохое не живет и умирает как от ожирения.

Чуткость приветствуется.