•     Новости
•     Проза
•     Статьи
•     Видео
•     Галерея
•     Кафедра
•     Био
•     Критика и интервью
•     Друзья и годы
•     Архив

Американские выборы не по службе, а по душе рапортуют не только о проблемах за океаном, они  свидетельствуют о русских проблемах никак не меньше. И дабы осознать это, стоит сравнить тех, кто голосовал за Трампа в Америке, и кто поддерживает его/их в России. И главное – почему.

Есть наиболее яркий корпус ответов, увязывающий голосование с чисто, казалось бы, символическими вещами, похожими на убеждения. И тогда мы легко заметим, что противостояние идет между теми, кто принимает общий либеральный тренд на восстановление в правах всех и всяческих меньшинств, и теми, кто хотел бы тормознуть, зарезервировать, законсервировать за собой некоторую границу. И бабам (длинный волос, короткий ум) не стоит давать слишком воли (не в коня корм), и черных надо бы попридержать, и пидорам указать на их место возле параши, и вообще, Голливуд, – не гони лошадей.

Но, собственно говоря, почему? Просто потому что ксенофобия в душе зорьку на горне играет или есть ответы, позволяющие рационализировать вполне себе мракобесные взгляды, разделяемые в России и воплощаемые в Америке.

Наиболее ярко это представляют карты. Карты, календари и карты. Карты штатов с распределением партийных предпочтений. Например, карты на сайте The Wall Street Journal, посмотрев на которые сразу становится  легче на душе. Понятнее потому что.  Я, скажем, пишу это в штате Массачусетс, где вообще можно не голосовать, потому что здесь из года в год за демократов отдают более 65 процентов голосов. И если посмотреть на карту, то она синяя с небесно-голубым, синее – это когда за демократов с большим перевесом, под 90 процентов, голубой, где была борьба, обреченная для республиканцев на поражение.

Но пока ничего не ясно, поэтому рассматриваем карту Калифорнии, где за демократов проголосовали почти те же 65 процентов, но карта уже не только синяя и голубая, но и красная, коричневая и терракотовая. То есть здесь уже проступает то, о чем речь. Синий цвет преимущественно вокруг крупных городов, а чем дальше в лес, тем больше красных республиканских дров.

Еще более отчетливо это видно на карте Пенсильвании, которая просто красная до слез, и только синие островки в красном море. Даже в Техасе, Айове или Огайо, которые в итоге проголосовали за республиканцев, ничего не меняется – синие или голубые вкрапления слюды городов в рыхлую породу с преобладающим кумачовым фоном республиканской солидарности.

Именно карта позволяет увидеть не придуманный, а реальный конфликт между городом и деревней по-американски. У меня нет другой карты – по уровню образования, она была бы чуть сложнее, но принцип примерно тот же – в городах синяя концентрация людей с верхним (здесь колледжем), а на необъятных просторах провинциальной Америки разная по оттенкам краснота с неоконченным высшим, средним и неоконченным им же.

Если сформулировать напрашивающееся  — за демократов голосуют по преимуществу образованные люди в городах (причем, чем крупнее, тем синего в глазах больше), а провинция, где от дом до дома вечность и смысла в образовании меньше – смотрит ненавидящими красными глазами до рези и молчат.

Если остановиться только на символическом уровне, то все просто (потому что упрощено): привычка к городской жизни и есть прививка толерантности, начиная со Средних веков. А она же в обнимку с университетским горизонтом позволяет терпимо относиться к комбинации меньшинств и приветствовать либеральный тренд на победу толерантности, ибо он вполне в сайз. Городское разнообразие и привычка к уважению другого есть часть городского обихода, где зеленщик (неважно какой национальности, конфессии и сексуальных потуг) важен как и кровельщик или печник: пусть работу делает на славу, а с кем он спаривается и в какой позе, какому богу поклоны отвешивает и как писает, стоя или сидя, на скорость не влияет, как любили говаривать владельцы ржавых жигулей в совке.

А вот в глубинке все иначе: глубинка (про родину не говорю, о ней все сказано) – очень часто депрессивна. То есть способов реализации себя, если в школе учился недолго, немного, и все вроде как против тебя. И скудный ассортимент приложения усилий, и ощущение ненужности и несправедливости жизни: все тебе дует в парус обиды и отщепенства.

И здесь способов символического оправдания тоже с гулькин нос: ведь мы правы всегда, не так ли? И когда выигрываем, и тем более, когда проигрываем. Потому что проигрываем не потому, что выбрали неправильный поворот пару десятков лет назад, не потому что больше нравилось с девушками пить, слушать кантри и танцевать, а не корпеть над учебниками, а потому что мы – и нам-то это понятнее других – хорошие такие, честные люди, вот только правила вокруг дурацкие, и вместо того, чтобы помогать депрессивной глубинке, малой родине, так сказать, тратят ресурсы на этих глупых мигрантов, отдавая им то, на что я имею куда больше прав.

Конечно, эта схема, такая же как рассмотренные выше карты, где красное с синим борется, а поле битвы сердца людей с разными характерами и фанабериями, разными пристрастиями и увлечениями, а мы все к одному знаменателю – уровню образования и месту проживания.

В оправдание американской провинции, которая искренне не любит этих высокомерных и чуждых им людей, только пролетающих над головой, в то время, как я ни разу не выбрался из своего Вайоминга, и только пью свое вино из одуванчиков, как чистый воздух, можно заметить, что эти проблемы столь же реальны, как береговая линия, разделяющая все на две сферы. И смычки между городом и деревней не произошло не только на бывшей одной шестой, но и в самом центре демократии и толерантности.

Отдельно несколько слов о русском зеркале этой проблемы, знаете, как у сайтов есть зеркала, копия, казалось бы, но размешенная на другом сервере. Но здесь именно сервер (в отличие от инета) определяет куда больше, нежели можно было ожидать. Дело не в том, что в России не произошло обещаемой смычки города и деревни, дело в том, что сама городская культура здесь не вполне сложилась. Не потому, что у русских изначальная неприязнь к городской жизни, а потому что и города здесь управляются по-деревенски, и сам обиход претерпевает давление деревенских нравов, как нигде, возможно, больше в Европе.

Ведь в России не только не было эпохи Возрождения, которая реабилитировала бы человеческое тело и ряд античных ценностей, пронизанных тем, что неуклюже было названо гуманизмом. Нечего было реабилитировать, нет той границы, к которой можно было откатиться и перезагрузить систему. Тут пропуск, пустота вместо эпохи Возрождения, в это время, напротив, рост абсолютной власти, интерпретируемой как патриотизм и собирание земель. И когда Россия откатывается в очередной раз в припадке отвращения к настоящему, все равно она обращается не к новому чистому листу, а к тому, что открывается вместо него, как открывалось и раньше – к собиранию земель и усилению центральной власти как флагштоку патриотического смысла. Да и смысла вообще.

Плюс к этому действительно малый, по историческому глазомеру, период возникновения городов и более-менее городской жизни. Все политические пертурбации всегда заканчивались потоками несчастной деревни, до которой цивилизации не добраться, а не то, что ватерклозет соорудить, в города. Где деревня и селилась, пока была такая возможность, кучно, но главное распространяла вокруг себя привычные деревенские стереотипы, когда чужой – это враг. А раз чужой враг, то пидор, размалеванная баба, стремящаяся получить конкурентные преимущества при помощи макияжа, а тем более мигранты-эмигранты с почерневшими от дурацкого солнца рожами и натурально отнимающие места – враг на враге и врагом погоняет.

И это кажется, что деревенские нравы давно переработаны в городской мясорубке, и вышли неразличимым фаршем в блестящем целлофане. Ничего подобного. И власть в Кремле – деревенская, с деревенскими прибамбасами в виде идеи собирания земель (потому что это деревенский принцип защиты расстоянием и имеет гулкое эхо понимания и одобрения во всем пустом, как провинция, коридоре ценностей), и вертикаль власти, которая не может поделиться ею ни с кем, потому что никого больше не видит, а отдавать пустоте, только тратить. Кому помещик в деревне может делегировать свою власть, старосте или управляющему, какому-нибудь Мишустину или Фрадкову.

Да и интеллигенция в России при, казалось бы, вполне себе городских устоях и универе под кепкой, отчетливо продолжает испытывать давление совершенно не городских стереотипов. И дипломы наши не принимают на ура, и за медведей, сорвавшихся с цепи, держат. И ответственность за Путина перекладывают. И за вежливостью скрывают презрение. Я уж не буду говорить о национальных предрассудках, которые у интеллигенции по разным причинам другие — результат общий.

Америка, испытывающая ненадуманный пресс от противостояния между городом и деревней, противостоит России, как тот же город селу. Россия, безусловно, село по своим ценностным ориентирам, и по отношению к Европе, и по отношению к заокеанской цивилизации.

То есть эта как бы глобальная матрешка: в Америке много уменьшающихся матрешек, но в самой последней, которая меньше наперстка и которая должна быть по уши деревянной, вдруг неожиданно открывается дверь, мы входим и видим уже просвечивающие сквозь друг друга русские матрешки, где чем дальше в лес, тем больше деревни, меньше города. А ты откуда, гармонист, из деревни Чудова, ну, тогда снимай гармонь и отваливай оттудова: к себе на родину, в какое-нибудь Бологое на исторических путях.