Говоря о скандале на «Эхо», отмечу, что амбиции, как слон кита, побеждают политические убеждения. Да и вообще побеждают все и всех, кроме чувства, которое ценится дорого, а обходится дешево. Хотя это инструменты из разных карманов, типа розы и ромашки, но самая красивая ромашка все равно красивее розы. Иначе говоря, амбиции мучают любого, как похоть, но если управление потеряно, то хуй, как революция у Троцкого, будет стоять перманентно.
Любить себя, безусловно, тяжелый крест, но то, что мы держим за интеллигентность, — это умение надевать намордник на рефлексы. Но ведь и намордник — это манера поведения, которая рано или поздно уступит напору.
Если в стране главный начальник — Путин, то путинистым будет любой районный Юпитер, снискавший власти. Хвастаться, хвалить себя (ум здесь не более чем опосредованность, при непосредственности наива), сладострастно унижать других и не видеть себя со стороны — это тот аспект высокомерной близорукости, у которой, как у кольца, нет конца.
Ссора Венедиктова с ревнителями интеллигентности, это разговор богатого с бедными. Бедным быть легко, только если нет денег, а попробуйте купить скромность, если вы парвеню. У любого самовлюбленного петуха только две позиции для подчиненных — враг или раб. Можно лишь соглашаться: как хорошо, что власти у него с гулькин нос. Было бы с путинский баян, он такую бы цыганочку с выходом сбацал, что не только от Шендеровича и Корзуна перья бы полетели, а просто гулкий подвал вместо эха и политическая целесообразность, как выстрел.
С ужасом, достойным лучшего применения, представляю, что такой страстной оппозиционерке, как Альбац, или ни к ночи упомянутой Латыниной, достался бы мандельштамовский поворот руля. Никакая либеральность не остановят того, кто глядит в Наполеоны. Особенно, если Наполеона ждут как библейского дождя. Не только у нас самоуверенность рифмуется с самобытностью, но если, кроме мелкого и крупного тиранства, нет другого диалога верха и низа, то любой Венедиктов будет Путиным, пока путинизм, как лесть, в цене.