Ситуация с аннексией Путиным двух частей Украины представляет собой то, что — по поводу и без — называют когнитивным диссонансом. Целесообразное поведение категорически не совпадает с тем, которое кажется нравственным, а скорее даже, ему противоречит.
Начнем с нравственного в этом конфликте: не часто так бывает, чтобы зло (зло, конечно, как метафора, как преднамеренное нарушение общепринятых правил и движение в сторону большой войны) представало столь громогласно и непротиворечиво в своей репрезентации. Могу, конечно, добавить: на мой взгляд. Могу не добавлять, а только уточнить, что мнение большинства (при наличии пропаганды, определенных традиций и стереотипов) только подтверждает структурность, скульптурность и, одновременно, прозрачность ситуации. Путин и руководимое им государство воплощают ту степень безрассудности и жестокости, которая вызывает здоровое и простое чувство: это должно быть наказано.
Более того, если говорить о здоровье (социальном, нравственном, перспективном) страны, то чем более отчетливым и однозначным будет наказание, тем больше шансов на возможное, но не гарантируемое выздоровление. Имперская самоуверенность, великодержавное высокомерие, жестокость по отношению к слабым, ложь как способ позиционирования, являющиеся константой (одной из констант, конечно) национального менталитета на протяжении столетий, могут быть осознаны только при жестоком и сокрушительном поражении. И чем раньше и болезненнее это поражение произойдет, тем больше вероятность его действенности, как лекарства.
В отличие от большинства имперских стран, России не повезло быть ранее наказанной за агрессивную политику к соседям, уровень стоимости жизни русского солдата всегда был настолько низким, что конкурировать в бесчеловечности по отношению к своим (о чужих и не говорим) не мог никто. Поэтому имперское чувство, приходящее и уходящее в других культурах, в России задержалось дольше, чем обычно. И возвращается, как мы видим, при любых социальных и политических трансформациях. Как Ванька-встанька, что ли.
Однако сегодняшняя война на Украине, затеянная не только для укрепления положения корпорации, захватившей власть после перестройки, но и для укрепления (очередной реанимации, возрождения, реинкарнации) этого имперского чувства, имеет целый ряд противоречий.
Очевидная архаичность политики Путина, ее несовременность и натужность, намного более очевидна, чем возможность рациональной реакции на эту политику, прежде всего, со стороны Украины. Казалось бы, если использовать нравственные мотивы, Украина (вместе с поддержкой того, что называют мировым сообществом или Западом, что не одно и то же) должна наказать Россию, тем самым способствуя ее выздоровлению. Однако бесстрастный (и беспощадный) взгляд на расстановку сил свидетельствует, что (какова бы не была внешняя поддержка) возможности победить Россию у Украины нет. Украина настолько слабее России, что даже если снабдить ее самым современным вооружением, нанести поражение России она не сможет.
Это и есть первый ряд противоречий: по соображениям справедливости Украина должна наказать агрессора; исходя из рационального взгляда на ситуацию, чем дальше будет углубляться конфликт, который Россией поддерживается на том уровне, на котором это кажется необходимым Путину, тем более плачевны будут ее (Украины и ситуации) перспективы, увы.
Мне бы не хотелось обсуждать частности, типа того, что у Украины настолько молодая (в смысле зеленая) и слабая (в смысле не подготовленная, не умеющая воевать) армия, что уровень вооружения не только не имеет значения, а имеет отрицательное значение. Чем лучше она будет вооружена, тем отчетливее будет понятно, что воевать с Голиафом она не состоянии. Потому что, повторим, разница потенциалов настолько велика, что только от Путина зависит, какого уровня усилие для победы выбрать. И какого объема территорию завоевать.
Да, есть разница между завоеванной и удерживаемой территорией чужого государства (то есть России, как мы помним, легче завоевать, Кабул, чем удержать его). Но это проблема другого временного отрезка: победить Украину России ничего не стоит, удерживать победу она будет на другом историческом этапе.
В этом смысле позиция тех сторонников Украины, которых общественное мнение, казалось бы справедливо, обвиняет в трусости, в потворстве новому Гитлеру (хотя Путин, без сомнения, не Гитлер и никогда им не станет, не тот уровень манифестации), в попытках умиротворения почувствовавшего запах и вкус крови хищника — куда более рациональна. Чем, скажем, позиция благородных, решительных и смелых, призывающих остановить Путина, пока не поздно; ибо он понимает только язык силы (что справедливо), но его подталкивают вперед мотивы никак не менее могущественные, чем в потенции могут ему противостоять.
И дело не в том, что Путин боится войны намного меньше, чем Европа и Америка, не в том, что военная мощь Путина не слишком уменьшается за счет неразвитой и стагнирующей экономики. А в том, что Путина подталкивает вперед импульсивный имперский менталитет большинства населения. И как бы этот порыв не был самоубийственен в перспективе (а он, без сомнения, самоубийственен), на сокрушительное поражение Украины сил у Путина хватит, и я думаю, что эксперты НАТО это понимают.
Какой выход из этой ловушки, которую Путин соорудил для себя и окружающего мира? Сдавать Донбасс России, отказываться от борьбы за него и устраивать эшелонированную оборону на его границах. Я не берусь утверждать, что Донбасс обязательно станет той костью в горле, которой Путин подавится (такое возможно, но необязательно быстро). Но победить Путина малой войной невозможно: или война должна быть мировой, или быть продуманной, изматывающей и, главное, подготовленной обороной. Сдать, повторю, Донбасс, окружить базами, санкциями по отношению ко всем странам, поддерживающим Путина, готовиться к войне, к которой мировое сообщество сегодня не готово. И понять, что Украина, при всей к ней симпатии, не способна быть бомбой, на которой Путин подорвется. То есть может быть использована как противопехотная мина, если ее не жалко, хотя гибель и развал Украины не будет гарантией остановки Путина.
Теперь посмотрим на внутриполитическую ситуацию в Украине: она противоречива. И не только потому, что Украина не может воевать с Путиным, но и потому, что для нынешней элиты даже такое локальное поражение, как потеря Донбасса, скорее всего, будет эквивалентно потери власти. А власть в Украине (как в России и других постсоветских государствах, за исключением стран Балтии) — единственный конвертируемый товар, способный быть обмененным на все, что угодно.
Но и потому, что среди наиболее распространенных национальных иллюзий — надежда на то, что мир (Запад) освободит Украину от России и обеспечит ей процветание в обмен на прозападный выбор. Не освободит, не обеспечит, потому что не может (хочет ли – другой вопрос, более чем спорный). В любом случае это выше сил Запада, как бы он не был мифологизирован сегодня украинской элитой и украинскими избирателями. Но это та иллюзия, на которой держится равновесие в политическом украинском пространстве.
Поэтому крах этого мифа, скорее всего, будет стоить потерю власти украинской элите. А риск потери власти нынешней порошенковской элитой вполне может означать начало развала Украины, которого с нетерпением ждет Путин.
Вот это и есть тот когнитивный диссонанс, с которого я начал. Победить Россию Украина не может, рационализировать локальное поражение для нее будет сложно, но, на мой взгляд, реальнее, чем тешить себя неосуществимыми надеждами на магию современного вооружения. Как и на страстное желание наказать Путина. Как бы ни очевидна была его злонамеренность в отношении Украины, это сила такого масштаба, которую не победить походя.
Я не хочу сказать, что зло побеждает себя само, или, что это зло — абсолютное (или что оно противостоит абсолютному добру), это зло — относительное к тому выбору, который был осуществлен Путиным в Украине (без скидок на то, что Путин — не первый агрессор в мире, что агрессия по отношению к слабому — распространенное искушение и т.д.). Но как бы то ни было: время всегда скоротечно для концентрированного и опознанного зла, которое, конечно, не ночная бабочка, но все равно живет за счет избыточного напряжения, трудно совместимого с долгой жизнью.