Анализ действенности путинской пропаганды у аналитиков из числа постсоветских либералов намеренно упрощен. Делается акцент на цензуре, которая отсеивает неудобные для себя версии происходящего: до войны, загоняя в либеральные тупики, где умещались только свои, а сейчас просто запрещая их на корню. Те, кого это объяснение не удовлетворяет, ищет рыбу поглубже, в устройстве массовой психологии, построенной по лекалам великодержавия и воинственного русского империализма. И это тоже справедливо: не попадай зерна пропаганды на подготовленную и дышащую ожиданием почву, не вырос бы путинский борщевик, заполонивший всю поляну.
Однако, если уточнять, то это все — как бы мясо пропаганды, ее плоть, а вот что является стержнем, позвоночником, крупными и мелкими костями, позволяющими вилять хвостом и создавать гибкую, устойчивую волну?
Об этом российские либеральные аналитики не пишут совершенно, и дальше я попытаюсь объяснить, почему. Единственной поклевкой на фоне аналитического безрыбья является короткий, кажущийся недописанным текст на ресурсе Кирилла Рогова Re: Russia. Совсем неслучайно он принадлежит перу иностранца, Марлен Ларюэль; потерявшийся среди откликов на войну России в Украине, он не случайно назван «Это не фашизм: почему это важно». Где автор, объясняя, почему на путинский режим навешивают разнообразные ярлыки от фашизма до полюса абсолютного зла (того, что именуется Другим), утверждает, не развивая свою мысль, что такое прочтение истории и смысла путинского авторитаризма и начатой им войны «стирает любую историческую неопределенность, равно как и ответственность самого Запада за те или иные решения, обернувшиеся в итоге стратегическим тупиком и сползанием к войне».
Автор не раскрывает свою мысль, потому ли что так хотелось редакторам проекта, или он просто угадывает их желания? Но указанная заметка размером со страницу – скорее, тезисы статьи, так и не появившейся на ресурсе Рогова – это единственное среди тысяч, если не десятков тысяч страниц аналитики, пытающееся найти причину войны и ее смысл вне канонических и банальных повторений.
И тут разница в системе координат: в контексте русского либерализма эти несколько фраз Марлен Ларюэль приобретают невнятную отсылку к каким-то там упрекам. То ли к тому, что Запад не увидел важности принятия Украины в НАТО, чем смог бы ее и всех, сегодня находящихся под угрозой мировой войны, защитить. То ли к невыполненным гарантиям Будапештского меморандума, по которому США и ряд стран Европы из числа подписантов должны были гарантировать неприкосновенность территории Украины после ее добровольного отказа от ядерного арсенала.
А вот в контексте американского или европейского либерализма тезисы Ларюэля прочитываются иначе и куда более определённо. Речь не столько о близорукой политике по отношению к России и ее нараставшему ресентименту, сколько о полноценной ответственности за начатую Россией войну со стороны Америки и Западной Европы.
Хотя эта тема вариативна и имеет разнообразные версии, я приведу высказывание Наома Хомского, одного из последовательных критиков политики США, в котором он, поддерживая Украину и порицая жестокость русских войск, полагает, что во всей этой истории ответственность США ниже, конечно, чем у России, но все равно высока. Хомский предлагает рассмотреть, казалось бы, гипотетический вариант, когда какой-нибудь ближайший сосед США, например, Мексика, после прихода в ней к власти левого правительства, объявила бы о смене приоритетов и вступления в один торговый и военный союз с Китаем. Как в этом случае использовалась бы США версия о праве любой нации на вступление в любые союзы по своему выбору, объявлялось ли такое решение легитимным и естественным правом любого государства на выбор себе союзников? Или потребовалось бы искать исключение для тотального применения принципов либерализма?
Хомский — давний критик имперской политики США — в случае с Украиной полагает, что Америка сознательно подталкивала Украину к разрыву отношений с Россией, чего бы сама никогда не допустила, если бы речь шла о соседе США. И, значит, тоже несет часть ответственности за войну России в Украине.
Я начал эту статью с рассуждения о смысле и действенности путинской пропаганды ресентимента и русского милитаризма, потому что в этой пропаганде используется идея о двойных стандартах. Россия, объясняя свои действия и свои обиды, постоянно апеллирует к практике США, мол, вот США присоединяют к себе штат Техас, отнимая его у Мексики, предварительно инфильтровав его американскими фермерами и колонистами, что очень на самом деле похоже на те приемы, что использовал Путин с Грузией, потом Украиной и продолжал с Молдовой.
Путинские пропагандисты — люди грубоватые и излишне экспрессивные, их сравнения и аргументы намеренно экзальтированы, они достигают до дна сознания только очень наивных людей. Но если бы они обладали способностями Наома Хомского, они могли бы много рассказать о том, как США вторгались в страны Латинской Америки, как только там появлялся лидер не подходящей им политической ориентации, как помогали свергать вполне законно избранного Альенде в Чили и привели к власти Пиночета. Как по надуманным предлогам начинали войны в том же Ираке или Афганистане, и в общем и целом проводили линии, параллельные тем или иным аспектам политики Путина.
Эти параллели вряд ли убедили бы российских интеллектуалов, те бы легко нашли несоответствие: скажем, США не присоединяли к себе Косово или тот же Ирак, а история с Техасом – позапрошлый век. Или США всегда вторгались в страны, куда менее демократичные (хотя уровень демократичности – вполне символическая вещь), и, следовательно, в большей степени могли говорить о восстановлении справедливости как смысле своих действий. Хотя и экономическая подоплека всегда присутствовала.
Более того, понятно, как эти примеры американской истории использовались и используются Путиным и его ближайшим окружением, самомнение которых раздувалось на фоне высоких цен на энергоносители, и они рассуждали очень просто: если Америке это было можно, то почему нам нельзя?
И это очень непростой вопрос. На который будет еще предложен вариант ответа, но не здесь. Потому что у Путина был еще один образец для подражания, и это, конечно, Израиль. То есть то, как Путин пытался и пытается восстановить русский мир, то есть объявить русскими места массового и компактного проживания русских вне дальнейшей их истории, так Израиль, апеллируя к библейским мифам, получил право изгонять с территорий, некогда, возможно, и принадлежавшим евреям, тех, кто поселился на них после. И если основание государства Израиль еще находилось в соответствии с международными законами и, в частности, с решениями ООН, то последующая аннексия территорий у соседей, воевавших хуже Израиля, стала просто системообразующей для путинского экспансионизма.
Есть, правда, характерное и симптоматичное различие. Если Америку путинская пропаганда поминает по каждому поводу, то аналогий и экивоков в сторону Израиля практически нет совсем. Очевидно, Путин более всего боится обвинений в антисемитизме, а Израиль ловко интерпретируют любую критику в своей адрес как антисемитскую. Но именно израильская политика по захвату территорий соседей и интерпретация этого в духе возвращения в родную гавань – подчас просто готовая выкройка для политики Путина. Это не говорится по идеологическим резонам, но совершенно не случайно Израиль – один из отчетливых симпотизантов Путина, Израиль не присоединился к санкциям против путинского режима, отказал Украине в продаже ей вооружений. И хотя Путин не приводит пример Израиля для подтверждения права на свой экспансионизм, но, понятное дело, держит его в уме как и агенты его пропаганды.
Теперь попытаемся ответить на вопрос: почему эти составляющие пропагандисткой политики Путина обходят стороной аналитики из числа постсоветских либералов? С Израилем все понятно. Из-за большого числа евреев в российской либеральной среде Израиль изначально освобождён от какой-либо критики. Как о мертвом, хорошо или ничего. Мертвом или сакральном. Я не говорю о стандартной либеральной критике нарушений прав человека Израилем на оккупированных территориях, которой полны страницы либеральной европейской прессы. Даже во время жестоких операций возмездия, проводимых Израилем, что вызывало возмущение во всем цивилизованном мире, российские либералы, как и российские правозащитные организации, набирали в рот воды. Ни слова критики, если вы не неконвенциональный и нерукопожатый Максим Шевченко. А ведь в Израиле построен режим, в котором одной, бархатной стороной – демократия для евреев, а другой, изнаночный – обыкновенная сегрегация по отношению к палестинцам. То есть, если искать где-нибудь государство победившего нацизма/расизма, то именно в благословенном Израиле.
Хорошо, с этой составляющей и внутренней отсылкой путинской пропаганды более или менее понятно. Но почему аналитики из числа российских либералов обходят стороной то, что является очевидной рифмой, источником и составной частью путинской пропаганды? Потому что российские либералы не знают, как в этой ситуации поступить, и предпочитают молчать. Но ведь Путин и его пропагандисты непрестанно твердят, что поступают точно так же, как поступала и поступает Америка. И на перманентно звучащем вопросе, мы что хуже, и построена вся политика русского ресентимента. И без анализа истока русского реваншизма, его заимствований и повторений разобраться в нем досконально невозможно.
Но возникает ощущение, что именно этого и не хотят либеральные аналитики. Куда удобнее говорить об уникальности путинского режима, его неповторимости, требующей особого и специального подхода, в то время как рифмы, подчас точные, с американской политикой не замечаются, безусловно намеренно. Скорее всего, здесь страх обидеть могущественную Америку, попасть в какие-нибудь списки последователей маккартизма, ищущих примеры антиамериканской деятельности (которых на самом деле нет или они видоизменились до неузнаваемости), потерять потенциально возможную работу или грант от американских грантодателей. Но и эти понятные резоны не оправдывают профессиональное дезертирство, недобросовестность анализа, выпускающие из вида генезис явления.
Попробуем сделать работу над ошибками. И объяснить, как американский экспансионизм оправдывает или не оправдывает появление экспансионизма русского, путинского. Довод лежащий на поверхности: одни преступления не оправдывают их повторения. Если США (хотя не только США, но ограничимся пока ими для большей краткости) в своей истории совершали преступления против международного права, это не означает разрешения совершать преступления другим. Существование убийц не оправдание профессии киллера. Какие бы преступления не совершались американцами – это не индульгенция для Путина. Более того, практически всегда остается возможность фиксировать разницу между американским примером и войной Путина в Украине. И если бы этот дискурс сравнения появился в аналитическом обиходе, эту разницу можно было бы фиксировать и использовать с пользой для уменьшения действенности путинской пропаганды.
Теперь по поводу двойных стандартов: то, что США объявили легитимным поведение Украины, хотя сами бы не разрешили ничего подобного для своих соседей, указывает только на одно. На несовершенство современной теории либерализма. Понятно, что США легко могут быть обвинены и обвиняются (только не на страницах российской аналитики) в лицемерии. В том числе в том, в чем их обвиняет и путинская пропаганда: что для себе они готовы предоставить исключения из правил, а вот других упрекают за их нарушение. И это действительно так.
Нельзя сказать, что либерализм как глобальное политическое пространство не существует. Или не существуют те законы или догмы либерализма, которые вроде как манифестируются как истинные. Это все существует, как и существуют исключения из правил. То есть либерализм как бы есть, но он не тотальный даже для стран, его исповедующих. Это либерализм, не знаю, на 89 процентов или на 91, а может, на 53 или даже 17. То есть либерализм есть, но из либерального долженствования подчас допускаются исключения, как те или иные американские эскапады. Или британская война за Фолкленды, если вспоминать о Европе. И это говорит о несовершенстве этой теории и соответствующей практики либерализма. В некоторых неприятных, но реально встречающихся случаях, происходит разрыв с матрицей либерализма, и та или иная страна, вроде как каноническая для либерального права, становится нарушителем конвенции.
Конечно, объяснять или пытаться объяснить это сложнее, нежели просто пригвождать Россию к позорному столбу. То есть столб остается позорным, но его координаты, его описание, его корневая система — не тотальная пустота уникальности и одиночества, а вполне понятная традиция, доступная для прослеживания траекторий влияния и контекста.
Если говорить на уровне русских цитат, то путинскому экспансионизму противостоит простой упрек: не по чину берешь. То есть Путин, постоянно апеллируя к американскому опыту выхода за пределы либерального международного права, утверждал и утверждает, что раз можно Бушу или Клинтону, то можно и ему. Но реальность возражения примерно похожа по модулю на утверждение: что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Конечно, как было бы прекрасно, если бы критика российскими аналитиками путинской войны в Украине была бы справедливой, мол, все дело в нарушении некоего корпуса законов, которые никто, кроме таких изгоев, как Россия, Иран, Северная Корея не нарушает. Но, увы, все сложнее. Эти законы нарушаются и странами с репутацией либеральных и даже канонически либеральных. Но это не означает права России на поведение, копирующее США в ее прошлом. Понятное дело, что Путин только об этом и твердит: если им можно, почему мне нельзя? Несправедливо. И именно это несправедливо отдает эхом в душах русских патриотов. И не разбираясь в разнице и тонкостях, невозможно разрушить эту имперскую присягу на верность. Да, увы, из либерального кодекса существуют непрописанные в законе выходы за его пределы, но это всегда критикуется и находится в силовом поле обсуждения. И разница, можно сказать – количественная, и представляет разницу качества.
Все-таки Юпитер всегда совершает военные эскапады в государства куда менее демократические, как это было с Гренадой, Ливией, Панамой или Гаити. Или в том же принуждении к миру Милошевича, что путинские пропагандисты приводят как оправдание своему экспансионизму. Но Милошевич был реально военный преступник, а поведение его войск в Косово и Хорватии были примерами геноцида. И, конечно, несравним с путинским градус жестокости, счет жертвам шел на десятки, а не десятки тысяч как у Путина. То есть нарушение правил дорожного движения – тоже преступление, но за него выписывают штраф, а не тащат в Гаагу как современную инкарнацию зла.
И – да, это то количество, которое определяет качество реакции. Это если не вспоминать о том, что Юпитер практически создал важнейшую часть нашей современности, и он на 89, 91, хотя и, возможно, только 53 процента соблюдает либеральные законы, но при этом почти вся интернет-цивилизация, весь этот мир высоких технологией создан при подавляющем участии Америки. Поэтому если она и нарушает либеральные законы, лицемерно объявляемые универсальными, то стремится минимизировать военные преступления. И пытается вписать в ракурс борьбы с несправедливостью (что удается, правда, меньше, так как справедливость еще одно вполне символическое понятие). Грубо говоря, подчас может и ломиком по затылку. Но, в отличие от Путина, хотя бы газеткой обернет.
То, о чем я пишу – постановка вопроса. Как объяснить реальную преступность путинского режима, даже если какими-то своими частями он похож на того и этого? Путин постоянно кричит: мы не хуже, не хуже! Что отдается эхом: кто я, тварь дрожащая или право имею? И его пропаганда потому и действенна, что в ответ ему кричат или шепчут: имеем, имеем право. Хотим иметь и, если надо для этого проливать кровь, прольем.
Меньше всего последствия моих сомнений касаются Украины. Как бы ни лицемерно звучали те или иные максимы американской внешней политики, Украину это не касается. Она совершает антиколониальную революцию, рвется из суровой и кровавой опеки грозного старшего брата, у которого нечему научиться, он почти ничего не внес в орнамент занавеса современной цивилизации, кроме как умения повторять чужие ошибки и преступления и настаивать на своей правоте.
А вот ко всем остальным и, в частности, к аналитикам из числа постсоветских либералов, вопросы профессиональной и интеллектуальной корректности остаются. Как же вы хотите опровергнуть лжеца, если сами непрерывно врете? Не договариваете, умалчиваете? Врете.