•     Новости
•     Проза
•     Статьи
•     Видео
•     Галерея
•     Кафедра
•     Био
•     Критика и интервью
•     Друзья и годы
•     Архив

У российской интеллигенции много грехов, но самый непростительный – народолюбие. Не в том смысле, что любовь слепа — полюбишь и козла. А в том, что по разным причинам она считает правильным ошибаться относительно той недостаточно образованной или недостаточно просвещённой части общества, которую тупо полагают народом, — в лучшую сторону.

А вот та часть общества, которая считается властью, ошибается относительно народа в худшую сторону, но при этом оказывается куда более правой, то есть ошибается с пользой для себя, если, конечно, ошибается.

Об этом я подумал, когда в очередной раз примерил, что делают, без сомнения многие,  первые строки Вступления ко второй части поэмы «Возмездие», где речь идёт о Победоносцеве и его совиных крылах, распростёртых на десятилетия над Россией, — к Путину. То есть речь идёт о гипнотическом влиянии очередного консервативного агитатора, который находит столь точные и ясные слова, что страна, как спящая царевна, отдаётся ему не глядя и на долгие, глухие года.

Но не это, конечно, интересно, важно другое, что поэт уподобляет Россию последней четверти века, предшествующего революции, какой-то неземной и очаровательной красавице с загаром во всю щеку. Да, да, какой-то прямо-таки Людмиле, унесённой мерзким карликом-колдуном, спящей, как было уже сказано, царевне, попавшей в сладкий и безвольный плен к злому волшебнику.

И именно это на самом деле можно посчитать ужасным, если бы это якобы ужасное не было столь тривиально. Российская интеллигенция, та, что с либеральными мечтаниями, представляет простонародную Россию-матушку какой-то заколдованной царевной-лягушкой: какой-то загадочной незнакомкой с алой розой в стакане, какой-то застенчивой тургеневской девушкой, которой вольно слушать нашептывания колдуна-пердуна с путинской плоской ухмылкой от смеси акулы с шакалом. Вот именно поэтому и просирают они эту Россию, эту спящую царевну, эту загадочную и неземную красотку, что она почему-то слушает нашёптывания пошляка-ухажёра из недомерок, ибо этот ухажёр из кондовых консерваторов куда точнее знает, чем взять немолодую и мало кому интересную лахудру, которая спящей красавицей кажется только после опохмела от университетского образования с гуманитарным уклоном.

Что характерно, всю эту муть про загар, который красит ей ланиты, хотя от неё не духами и туманами, а перегаром за две версты в нос шибает и ссакой воняет, ибо до горшка уже после туманов не добрести, Блок пишет спустя четверть века после того, как куда лучше и точнее разбирающиеся в  русских нравах консерваторы из того же писательского сословия все-все расписали и все-все заценили. «Возмездие» задумывалось и писалось с начала 1910-х, и тот же Лесков был уже 15 лет как в могиле, а его пореформенные рассказы и очерки, в которых он живописал русского человека с такой беспощадной точностью, на которую мог решиться консерватор и критик революционной ноты, но не очередной прекраснодушный либерал, были хрестоматией.

Но тут есть одно важное уточнение. Если быть честным с самим собой, то можно признать, что убеждения очень часто впереди личности. То есть не важно как оно на самом деле, важно то, что спустя век будет называться позиционированием. Так вот консерваторы и либералы — это не про убеждения, а про позиционирование. И тут та самая ужасная развилка — если ты с негодованием о свинцовых мерзостях русской жизни и русского же самодержавия, то это все идёт в одном пакете с либеральными взглядами и чувством вины перед простым народом, которая поворачивает этот народ к лесу передом: и ты, понятное дело, видишь загар во все ланиты, застенчивость и особенную стать. А вот если ты — сволочь, которая умеет наваривать на своих убеждениях и их отсутствии, то ты — консерватор, но при этом видишь простой народец вороватым и ленивым хитрованом — это в лучшем случае, а вообще-то падким на глупую лесть дураком и подлецом, рифму которому стоит ещё поискать. И именно поэтому, консерватор шепчет на ушко с завитками от выбившейся прядки то, что эта красавица-засранка в мокром исподнем готова слушать хоть всю ночь напролёт, а вот ту хуйню про розу в бокале и загар во все твои ланиты слушать не может, ушки от стыда вянут.

Вот поэтому-то и есть в нашей родине ненаглядной это ужасное противоречие: те, кто лгут, воруют и от того лгут ещё больше, тех народ наш русский любит в засос. Потому что эти гребаные консерваторы мешают ложь в одном грязном гранёном стакане с такой приторной лестью, что честному человеку слушать нельзя. И он, честный человек и, конечно, либерал, пытается противопоставить лжи — цифры и аргументы, факты и аналитику, потому что считает, что именно правда востребована, и она обязательно рано или поздно раздвинет все совиные крыла и покажет голубиную голубизну ясного неба, чистого от туч и консервативных кучевых облаков.

А те, кто жулики и воры, знают, что если мне тьмы низких истин дороже столь возвышающий меня плохонький обман, а я худо-бедно с верхним все-таки, пусть и с трояками в дипломе, но знаю, что сахарной пудры в лести много не бывает. А если слушает тебя тот, кого обмануть нетрудно по причине радости самообмана, как у обыкновенного русского человека без нравственного закона в душе и звездного неба над его башкой, то здесь вообще ложь с лестью как шип в проушину.

И можете сорок тысяч раз уподобить Путина Победоносцеву, Сталину, любому негодяю с двумя извилинами (я не про Победоносцева, у него — три), а слушать будут старого колдуна-пердуна, злобного карлика с манией величия, потому что он знает, что нужно женщине в летах, полагающей себе честной и порядочной, но несчастливой. Лесть и обман в клюкве с  сахаром, а у правдолюбов — шансов ноль. Без палочки.