Главная » Статьи 2023

О тесноте как потерянном рае

На прошлой неделе была самая холодная ночь в Новой Англии с XIX века, по Цельсию -24°C, а уже на следующий день плюс 9°C. То есть перепад более 33 градусов, и это, на самом деле, не рекорд. Я не могу привыкнуть к тому, что здесь совсем не обязательно ночью холоднее, а днем – теплее. То есть и так часто бывает, но встречается и наоборот, когда в ночные часы становится намного теплее, а днем, напротив, холодает.

Я это к тому, что американская природа мало того, что дикая, и животных, в том числе в городе, полно как зоопарке. Она еще совсем другая, почти по Свидригайлову, для которого Америка была синонимом отрицания всего привычного, а люди ходят вверх ногами.

Помню, когда я только приехал и жил в Нью-Йорке, я ощущал себя вроде как дома только в Публичной библиотеке на Пятой авеню, где все почти как в Спецхране ленинградской Публички, куда я попал еще школьником, заказав книжку в юношеской библиотеке на Краснопутиловской, и мне прислали приглашение на открытке без конверта. И я испытал ощущение причастности к чему-то запретному, хотя это были стихи Гиппиус и Роковые яйца Булгакова.

Бездомных Америки и России я уже сравнивал 15 лет назад на выставке в Гарварде. Я не уверен, что смог показать разницу, потому что я ощущал русских бездомных (хотя у каждого второго рожа была в синяках и ссадинах после бурной ночи) более раскрепощенными, что ли. То есть они уже упали на дно, дальше падать некуда, а православие, мною нелюбимое, куда спокойнее относится к людям дна и вообще лунного света, так как они просто материализация метафоры о другой жизни. Американским бездомным, пусть общество и помогает им несравнимо больше, приходится преодолевать силу тяжести протестантизма, для которого человек, отказывающийся от работы (неважно, по какой причине), губит душу. Поэтому и проходят мимо жалостливых надписей на картонках и излучают в ответ радиацию неодобрения.

По внешнему виду это, конечно, определить непросто, американские homeless лучше одеты, лучше питаются, им нужно только шаг сделать, чтобы оказаться в доме с крышей над головой, но у меня было ощущение почти что карнавала от некоторых бездомных в России, и сколько раз я слышал: иди к нам, у нас лучше.

Вот это лучше и есть то, с чем мы все живем, сравнивая свою жизнь, и в зависимости от уровня энергии полагаем, что вот тогда-то, в юности или молодости было лучше, а сейчас просто, типа, надо терпеть. Или, как сказал мне когда-то, в середине 70-х, Саня Лурье, уверявший, что не раз подумывал о самоубийстве, но желание «досмотреть до конца» оказывалось в итоге сильнее.

Вот это «досмотреть до конца» опять очень актуально, но ведь этот конец – не более, чем иллюзия, да? Если вы пессимист, то живете в ситуации «конца», как в поезде без входов и выходов, но с тамбурами, куда можно выйти покурить и попиздеть с попутчиками. Как косточки в арбузе. Но если энергии внутри еще довольно, то этот «конец» — какая-то странная морковка, болтающаяся перед носом – то ли это столь же желанный, сколь и обманный конец Путина и его режима, то ли поворот в жизни, который был непредставим, а вот и на тебе.

Так что мы все живем в предчувствии какого-то конца, — юноша, я чувствую ваш конец, гласил советский анекдот о женщине в тесноте трамвая – и я подумал, что вот главное отличие: теснота, это того, что здесь почти нет. Даже если это теснота поэтического ряда или стихотворной строки. Верлибр, господа, сплошной верлибр.