Ненавидеть Путина и его режим легко. Ведь он огонь, беспощадно уничтожающий все на своем пути. А так как Путин (и режим его имени) движется в сторону традиционного русского самодержавия, то и уничтожает то, что ему мешает. Ошметки либеральных институций, оставшихся от 90-х. Тех, кто сопротивляется этому уничтожению. И по логике событий пламя будет разгораться все сильнее и сильнее, ибо не может остановиться, огонь — стихия, действующая без сожаления и рефлексии.
Но прежде чем прочитать ему анафему, заклеймить новым Геростратом, стоит задаться вопросом. Откуда взялся этот огонь и почему он обрел такую силу, как бы вселенского пожара, если говорить о настоящем моменте, когда кто только не кричит караул. Но начинался-то этот огонь совсем с маленького языка пламени. А что позволило ему разгореться, что послужило растопкой, сухим хворостом, что дровами, и кто обеспечивал тягу, ведь огонь просто так гореть не может. Тем более так долго, хотя и начинался с пустяка, так, словно кто-то спичкой чиркнул.
Вспомним, что олицетворение Путиным чуждой природы началось до гимна, и стало понятно сразу, когда запах пошел, какой бывает если горит что-то знакомое: сосед спьяну уронил сигарету на одеяло или дети подожгли помойку. Конечно, первый путинский огонек – чеченский, там он нашел ключик, ведущий к тайне нарисованного очага. Ощутил, что сулит ему восстановление русского патриотического чувства, униженного в первой чеченской.
Но и здесь есть несколько подсказок, по которым, как по сухому хворосту, побежал огонь. Дело Бабицкого, когда Путин одной спецоперацией показал на будущее место журналиста у параши и, одновременно, истинное лицо боевиков. Однако при условии, что он, как Райкин, играл за обе стороны, сам похищал, сам держал в зиндане, сам обменивал, успевая переодеваться, то эта связка – огонь войны, рифмующейся с огнем патриотизма, и бикфордов шнур спецоперации, которая лозунгом «а вы докажите» соединяет два локальных очага возгорания, вот с чего начинался мировой пожар в крови, господи благослови.
Однако при всей чудовищности антуража трудно не согласиться, что Путин в самом начале – это такой мечтатель, пассеист, поклонник духа огня, возился с какими-то микроскопическими очагами: не пламя, проба пера. И чтобы из этой искры возгорелось пламя, понадобилось многое. Растопка, дрова, тяга. Даже дабы добраться до дела Ходорковского, а это уже почти взрослое пламя, открытый огонь по своим, нужно было что-то подкладывать в костер; да и дымоход потребен, положенный с умом.
Сегодня, когда горит буквально за окном, и в огне сгорают на раз институции и люди, которых просто объявляют пожароопасными и убирает со стола, как отыгранные фигуры, надо представить себе, что все разгоралась очень и очень медленно, хотя и поступательно. Многие сегодня кричат: пожар, пожар, и указывают пальцем на Кремль, откуда идет дым, и забывают о том, что этот костер, как любовь в анекдоте: не кинешь палку, гореть не будет.
Когда сегодня целью атаки являются ошметки либеральных институций и люди, не умеющие понять, что живут на пожаре, легко все свалить на источник пламени. И он, конечно, виноват, что поджог, но горел-то не он сам, не он был дровами, не он обеспечивал тягу. И, может, главный вопрос: кто вольно или невольно обеспечивал пожароопасность этой ситуации?
Кто эти честные люди, вопиющие сегодня о поджигателе из Кремля, у которого ничего святого за душой? Кем и чем они были в тот самый важный путинский период, когда он из мальчика, играющего с пистонами, превращался в опытного и профессионального поджигателя?
Кого не возьми из путинских критиков сегодня, поскобли копоть от контрреволюционного нагара, и найдешь тот самый сухой валежник, что навалили на первый огонь, вроде как желая задушить в либеральных объятиях, а на самом деле раздували меха.
Павловский, который сегодня чуть ли ни главный по пожаротушению, а был как раз тем, кто учил мальчика с горящими глазами, как устраивать дымоход, чтобы горело знатно. И спешно переквалифировался в пожарного по музе, по судьбам, когда поперли из Кремля за ненадобностью. А ведь Павловский и был одним из тех доморощенных печников, кто рисовал очаг, трубу и читал лекции о вероятном отношении слабого и малахольного Запада к нашим русским детским играм с огнем. Эта такая общая фича: работать на пиромана из Кремля, и только когда пироман совсем разгуляется и выгонит советчиков за дверь, кричать истошно: пожар! Как Касьянов, как Илларионов, при разнице специализаций, но с общим бэкграундом: почти у всех пожарных игра с огнем и Кремлем в анамнезе.
То есть я, собственно, о том, что не надо делать вид, что пламя вспыхнуло мгновенно: ничего подобного, оно долго тлело где-то под подушкой, за кавказским хребтом, струйками просачивалось в сторону русской низменности, но и здесь пламя не покатилось бы, как мяч из смолы, если бы многие не были хворостом.
Быть хворостом, значит, зависеть от огня. Не обязательно работать на Кремль и самому поджигать, таких тоже хватает, но это и не обязательно. Достаточно просто быть горючим материалом, то есть просто зависеть от поджигателей. Если в тебе есть чему гореть, загоришься и передашь огонь по эстафете. Если работаешь на тех, кто сделал деньги на огне, делаешь бизнес вместе с поджигателями, даже на окраине пространства: огонь идет через тебя и ты – хворост или дрова. Если ты просто не пускаешь на свежий воздух тех, кто еще в самом начале 2000-х начинал писать про огонь, а ты не видишь огня, ну просто не видишь, ведь может быть такое? И считаешь, что это все какие-то утки, перебор, неформат, и просто не хочется ссориться с поджигателями, которые так еще в общественном мнении не утвердились. Но даже если не видишь этого, сквозь тебя идет пламя, как через горелку в котельной.
Дело не в конкретных именах, дело не в покушении на либеральные конструкции репутаций, но вот это непротивление огню, пока он ходил под стол пешком, и далее желание сидеть на двух стульях, чуть-чуть критиковать любителей огня, потом как бы осторожно призывать к ответу или как сейчас кричать о пожаре и при этом греть от него руки, это вполне в духе общества пожарных-любителей. Если это не горит, то что тогда ваша растопка?
Но сколько не подкладывай поленьев в огонь, если сверху дождь как из ведра или в трубе тяги нет, ничего гореть не будет. Про тягу все как бы понятно. Не узнай так называемые народные массы читателей о новостях пожара в Путине с зажигалкой и в его играх в патриотические фейерверки своего, не было бы ничего. Пламя версальского синдрома, обиды за то, что два немирных чеченца с кинжалами в зубах разогнали русскую армию из подворотни, все это наложилось, как веревка на связку поленьев, и как кочерга, расчистила дорогу огню.
Что угадал Путин? Что отечественный зритель пожаров в чужом доме со средне-русской возвышенности во многом силен, но гениален только в ненависти. Вся эта игра в раскладные походные пожары была настроена только на построение прямоходного очага с ненавистью в истоке. Порой русский что-то любит, но ненавидит всегда и почти всех. Потому что погорелец из нации погорельцев. И если эту ненависть чуть-чуть, как струю керосина из шланга направить, то огонь загорится нешуточный, не по-детски все будет пылать у них под рукой. Путин в своих схемах труб и дымоходов верно уловил, что надо прямой разбег для огня открывать. Русский человек, все потерявший в эпоху предыдущих пожаров и не умеющий строить жизнь из негорючих материалов, завистлив и недоброжелателен у чужому успеху и чужому добру. И его хлебом не корми, дай пустить петуха за пазуху богатея.
Понятно, что Путин дал только затравку, показав начало, но его сфокусированность на этих выскочках от новорусской удачи, имеющих определенные этнические корни – Ходорковском, Березовском, Гусинском – была схемой движения огня от освобождающей душу ненависти. Все загорелось потому, что всем понравилось и хотелось продолжения банкета. И Путин, пока разгоралось, будет периодически бросать в огонь очередную хорошо горящую жертву, дабы тяга не прекратилась. А когда тяга подустала, нашел новый объект для ненависти и огня и откупорил Крым, как коктейль Молотова.
Крымская история много-много радостей ребятам принесла, и то, что в конце концов тяга подугасла, не заслуга пожарных, так работает очаг: горит, горит ясно, пока не погасло; пока ненависть, что задвижка на дымоходе, не прошла утруску и усушку, и не приелась, как приедается все, кроме моря, которое способно потушить любую страсть.
Сегодняшний путинский пожар как бы от беспомощности: нет, желающих поджигать и гореть полно, дров хоть отбавляй, взрывоопасность конъюнктуры не иссякает, как святая вода — с тягой, с дымоходом вот где проблемы. Эта новая история, когда доморощенного пожарного с авторитетом не удалось ни отравить, ни вытолкать взашей, а когда вытолкали, он назад приперся, мол, не могу, если родина в огне, не могу на скупом эмигрантском пайке читать, как вы тут все к чертям сгорите.
И это выглядело как испуг от Кремля, я о той истории пожаров, что начинается с возвращения Навального на родное пепелище, эта вот игра – кто не спрятался, тот иностранный агент, и будет публично сожжен на площади, это игра с очень быстро сгорающими в огне материалами. Она не рациональна. Как игра во врагов нашего родного рабоче-крестьянского пламени, она как бы затрата, в ней слишком много эмоций, криков, держи вора, лови поджигателя. И конечно, можно на какое-то время отвлечь толпу, заставив ее поверить указателю, прибитому на дверь, и линчевать не кремлевских, а каких-то чудиков в очках с язычками нарисованного желтого пламени посреди стекла. Пламя это экстенсивное, что ли, надо очень быстро бежать и успевать подкладывать в огонь новые поленья, дабы у зрителей не кончилось желание все это смотреть. И тот способ борьбы, который избирают обреченные на сожжение заживо, типа челобитных – не кидай меня в огонь, батюшка, я ничем не виноват, чтобы мучиться в языках пламени на гулкой площади, это, наверное, чинуши попутали и не того взяли. Перегибы на местах.
Да, будет крутиться карусель, будут валиться снопы искр во все стороны, будут все играть со спичками, ибо это модно, но ведь и победить всегда есть способ. Ведь даже если не можете ничего поделать с массовым желанием гореть в очистительном огне (конформизм непобедим), то вот с тягой поработать вполне даже можно. Тяга устроена просто, как два полена об асфальт. Надо только вспомнить, что ничего в нашем русском и быстро сгорающем мире не сильно так, как ненависть. Только она в конце куплета, только она тянет пламя за язык, она дала разгореться огню из путинского далека, она же способна и потушить его.
Всего лишь надо указать дорогу к храму вечного огня, к той его части, что лучше горит. Ненавидит русский погорелец богатых и жирующих на огне, так укажите ему не на приблудного отщепенца из приближенных к кремлевскому пироману, укажите на слой, на класс. Покажите, что весь пожар и все невзгоды из-за того, что в результате приватизации, устроенной пожарной командой из КГБ, обогатилась именно что поджигатели. И здесь важны не персоналии, а принцип. Все они одним миром мазаны. И все по суду, конечно, по американскому или немецкому суду о поджигателях, пусть они докажут, принесут бумажки на первый миллион, а если нет, то место тебе там, куда ты других посылал как нищебродов (у кого нет миллиарда, пусть идет в жопу), а все остальное отобрать, бросить в огонь и вилами угли помешивать.
Как можно, уже слышу голоса: у русского доморощенного пожарного, уставшего от непрерывных пожаров, и так нет уважения к институту частной собственности, а вы хотите подорвать и остаточную веру? Но все пожары, устроенные Путиным и компанией, — это пожары от желания скрыться от проверок условной американской финансовой комиссии по поджогам – ничего бы не было, как бы приватизация была честной и не нагрели на ней руки те, кто и раньше близко стоял к печке с пирожками, а тут вообще запустил руки в огонь, таская оттуда каштаны.
То есть, если кремлевских поджигателей не остановить, а остановить их способно только то, что у русских погорельцев в крови — ненависть, а по сути задвижка, пускающая живительный для огня кислород, то гореть на бывшей одной шестой будет, пока горючий материал на их складе образцов не иссякнет. Но у русских поджигателей от Грозного до Сталина слово и дело по поиску дефицитного горючего на потоке.
И если задвижку одну, вон, видите покрашенная красным, облупилась даже, не задвинуть до упора и не пустить огонь обратно, домой, в печку, то ничего, наверное, и будет. Ничего, совсем.