Выбрать страницу

Политический риск как тяга к смерти

Если проанализировать то, что еще до пресс-конференции Путина писала западная пресса о возможных вариантах реакции России (Путина) на экономический кризис (после конференции ничего не изменилось), то западным наблюдателям развилка представлялась следующей.

Выбор прагматический. Путин, понимающий, что без политических шагов из кризиса не выйти, идет на компромисс, очень символически, очень медленно, ни в коем случае не сдавая Донбасс и его боевиков (о Крыме вообще нет разговора), а стараясь удовлетворить овец (весьма относительных), волков позорных («наших коллег, друзей, оппонентов») и сохранить свой имидж вождя, демонстративно нарушающего презренный западный порядок. Стремясь при этом, однако, примирить Киев и Донбасс уровнем автономии, предоставляемой первым второму. При тонкой настройке (и желании со всех сторон) компромисс возможен, и лицо крутого парня, которое для Путина важнее жизни без этого имиджа, можно сохранить.

Не все здесь, понятное дело, зависит от Путина, но, без сомнения, преимущественно от него.

Однако есть и другой выбор, который западные аналитики считают никак не менее вероятным, исходя из реального психологического портрета Путина. Уступать ему вообще-то в лом, поэтому, если ситуация в экономике ухудшится до уровня коллапса, Путин может обострить игру, выбрав сценарий, жесткость которого сейчас трудно прогнозируема. Потому что решение будет приниматься в самый последний момент, исходя из его эмоционального состояния.

Варианты: попытка пробить сухопутный путь в Крым, официальное вторжение в Украину, еще более жесткий и необратимый шаг, который западные наблюдатели из вежливости избегают уточнять, имея ввиду, очевидно, большую войну.

Не считая, что у меня есть возможность предугадать выбор Путин, хочу обратить внимание на одну национальную черту, скорее, психофизиологический тип, который (которая) объединяет Путина с его преданными болельщиками. Страсть к риску. Точнее сказать — необоснованная тяга к риску. К риску нерациональному и неконвертируемому (или сложно конвертируемому) в прагматические выгоды. К риску, который сильнее натуры, потому что он в некотором смысле натура и есть.

Мы все это видим на дорогах, мы видим вызывающее поведение в быту, тем более отчетливое, чем ближе человек к природе (не только к физической, но и социальной, то есть к тем законам, которые являются неписаными, но при этом считаются очень ценными в достаточно распространенных группах). К тому, что некоторые презрительно называют понтами, что является дерзким, нарушающим общепринятые нормы поведением, что в большинстве случаев не приносит выгоды нарушителю, но неизменно повторяется в самых разнообразных ситуациях.

Западные наблюдатели — это может нас удивить — как наиболее наглядный пример русской безрассудности, приводят, казалось бы, малозначимый факт: моду фотографировать детей (своих детей) вместе с дикими животными в многочисленных частных цирках, расплодившихся в России чрезвычайно. Удивление и безрассудность умножаются статистикой, которая свидетельствует об увеличении числа нападений диких животных на детей с ужасающими последствиями. В большинстве цивилизованных стран подобные эксперименты запрещены, в России число желающих рискнуть здоровьем и жизнью своих детей растет. А ведь это совершенно самоубийственная стратегия: любитель острых ощущений ставит на кон инстинкт продолжения жизни, считая его, очевидно, не столь важным, как радость от преодоления запрета.

Что это дает нам для понимания возможного выбора Путиным выхода из катастрофических последствий экономического и политического кризиса? Предсказать его психологическое состояние заранее невозможно, но готовность поставить на кон свою жизнь, жизнь обитателей телевизора и всего зоопарка, и тем более презираемого им потустороннего человечества — это как два пальца обоссать. То есть не проблема: жизнь — ничто, имидж и амбиции — все. Всему миру в тартарары лететь или мне чай пить: не вопрос, пацан.

Мы уже давно перешли от культуры, в центре которой был маленький человек, к культуре, где в фокусе — человек из подполья: сумрачный, обиженный, измученный комплексами неполноценности, узкими культурными горизонтами и только с горем чувствующий солидарность.

Вероятность Апокалипсиса трудно определима, но он, конечно, возможен, а наступит или нет — скоро узнаем. Сомнительный бонус — почти абсолютная беспомощность зрителей: человек играет в русскую рулетку, прикладывая стратегическую ракету к виску страны (как впрочем, и окружающих, попавших в компот для компании). И он вполне вероятно выстрелит, потому что в противном случае проиграет, а это, повторим, для него с дивизом риск — благородное дело —  хуже смерти. Нашей, кстати говоря.

Персональный сайт Михаила Берга   |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены   |   web-дизайн KaisaGrom 2024