•     Новости
•     Проза
•     Статьи
•     Видео
•     Галерея
•     Кафедра
•     Био
•     Критика и интервью
•     Друзья и годы
•     Архив

Критики, обрушившиеся на Пастухова за его статью «Спойлер России будущего», делают акцент на фразеологии: «культурный субстрат», «имперская экспансия», «идентификационный код народа». К оборотам, выдающим архаической слой чтения, можно добавить «люмпен-пролетариев», «массы» (вылупившиеся из «широких народных масс»), эпитет «народный». Хотя в какой-то мере это оправдано желанием автора поставить Путина в ряд не только со Сталиным, на которого он указывает, Гитлером, на которого он намекает, но и Лениным, которого лишь упоминает. То есть вождей, любимых взасос.

Конечно, если бы ему не лень было читать современные социологические и политологические тексты, он вполне мог бы найти куда более адекватные времени транскрипции своих «масс», «народа», «люмпен-пролетариев», обозначив их конкурирующими социальными группами со своими интересами. Но даже с архаическим словарем многим прекрасно понятно, о чем речь. Путин, по более чем комплиментарной версии Пастухова, привлек к себе любовь пространства, услышав будущего зов: он не денежные знаки и знаки власти коллекционирует, как Гобсек, а воплощает тайные и явные стремления доминирующих в российском обществе групп. Как среди «элит», так и среди избирателей, голосующих за него, потому что он воплощает их имперские и патерналистские иллюзии.

И вполне очевидно, что именно это утверждение оказалось наиболее болезненным для тех, кого Пастухов обозначает как «либеральную интеллигенцию», упрекая ее вполне в духе вождя мирового пролетариата (помните его знаменитую рокировку мозга нации на ее говно?), что она не знает своего «народа». Уже в названии статьи скрыта полемика с Навальным и его «прекрасной Россией будущего», которой, по Пастухову, никогда (или в обозримом будущем) не будет. Потому что это российское общество в своем мейнстриме не хочет отказываться от обмена имперской спеси и патерналистской опеки со стороны государства на ничем не обеспеченную свободу, предпочитая журавлю в небе гарантированную пайку.

И все надежды, что режим рухнет, если только на миг выключить обездвиживающее и гипнотическое влияние пропаганды (вместе со штыками Росгвардии), пустые. После Путина все равно будет такой же (или примерно такой же), как он имперец, русский националист и отец нации, потому что таков «идентификационный код народа», читай: результирующее мнение доминирующих в обществе групп. И, значит, дает совет Пастухов, дабы понравиться «народу», надо говорить с ним на его языке, на языке его иллюзий, уважать их и не стремиться отвергать их с порога, объявляя мракобесием. Ибо тогда никакой прекрасной России будущего не будет, да ее и так не будет. Переоценил Навальный своих сторонников, их и количественно, и качественно оказалось значительно меньше, чем нужно. Да и дым пожиже.

Попробую, однако, возразить по существу. Не словарь (или не только словарь), историческая схема Пастухова удивительно архаична. Его история линейна, а двигатель русской истории однотактный, он просто работает, вращая колесо в одну и ту же сторону, хотя на самом деле это совсем не так. Уже Лотман довольно-таки убедительно показал, что двигатель русской историей двухтактный. Да и не двигатель это в общем и целом, а маятник. Пастухов уверен, что после Путина будет примерно такой же Путин, ну, может быть, чуть более просвещенный, умеющий имперские и патерналистские иллюзии совмещать с некрепким и неопасным соусом свободы. Но мы видим совсем другую картину: маятник русской истории летит, набирая скорость, в одну сторону, а потом, после периода промедления или смуты, а чаще даже революции, просто начинает движение в обратную сторону, руша на своем пути все свое прошлое.

Лотман сравнивал двухтактность (бинарность) русской истории с трехтактностью (триадностью) европейской, когда после достижения пика не происходит полный отказ от предыдущего движения, а лишь перераспределение сил, не уничтожающее ценностей прошлого, а только корректирующее их.

И если говорить о европейском пути, то он, скорее всего, именно в том, чтобы отказаться от бинарности и синтезировать преимущества и достижения предыдущего периода для последующего использования. Но этого-то как раз не видно, и с очень большой вероятностью можно ожидать, что путинский период (не обязательно сразу после смерти Путина) закончится его полным отторжением. Как был полностью отвергнут царский период после октябрьской революции, советский период после перестройки, и сама перестройка при путинской контрреволюции, которая опять запустила Россию по проторенной дорожке тараканьих бегов.

То есть совет Пастухова «либеральной интеллигенции» учиться у Путина приманивать и прикармливать плотву на дешевую мякину имперских и патерналистских мечтаний, вряд ли осмысленный. Путинский период будет отвергнут с ненавистью, кровью, массовыми жертвами и местью в том числе со стороны имперского ареала путинской поддержки, который не простит ему того, что Путин обещал счастье, а дал дырку от бублика. И заставил быть дураками те самые «массы», которые при этом являются «люмпен-пролетариями», ведомые «люмпен элитами».

Примерно понятно, почему Пастухов советует стать просвещенным имперцем либералам, потому что он делает примерно то же, что делаем все мы: оправдывает себя и свои ошибки и поражения, переквалифицируя их в победы. Пастухов и сам – просвещенный русский националист, что не слишком педалирует, но и не так, чтобы скрывает. Тем более, что это затруднительно, то, что он писал до «Новой» и до переезда на Запад, который поработал с ним наждачной бумагой, сгладив углы, было вполне себе кандовым русским национализмом. Скажем, та книга «На трибуне реакционера», которую в начале путинского периода Пастухов издал вместе с А. Кончаловским.

То есть намекая, что спасти как режим, так и последние надежды на свободу по-русски, может только такой человек, который не отвергает с порога ни одну, ни другую крайности: просвещенный русский националист с либерализмом в анамнезе. И мы знаем этого человека.

Но дело же не в личностях, а в том, что Пастухов, желая ужаснуть либеральную аудиторию своими вполне как бы мракобесными утверждениями, что русские избиратели хуже, чем власть (типа главный европеец), на самом деле все равно курит фимиам, в общем всем: и власти, воплощающей народные чаянья, и народу, которого есть за что уважать, и даже интеллигенции, которая ошибается, но сохраняет прекраснодушие, пусть не чреватое победой, но все равно.

На самом деле все представляется хуже, чем это обрисовал Пастухов. Более того: все члены его предложения, куда хуже их транскрипций, потому что, желая ужаснуть, автор на самом деле льет елей.

Начнем с путинской власти, которая, делая ставку на самое плохое, что есть в политической культуре России, вряд ли стелет себе соломку впереди. Именно потому, что прав Лотман, а не Пастухов, когда маятник качнется в обратную сторону, будет уничтожено все и вся, причем до основания, а затем еще проедут катком по вершкам, дабы все это закатать в асфальт для верности. И вряд ли в сегодняшней политике этой власти много разума: логика русской истории не оставляет надежды на то, что спастись удастся многим. Только по случаю, да и по незаметности.

Куда огорчительней своего образа и тот прототип, который Пастухов прячет за ширмой «масс» или «люмпен-пролетариев». Как бы он не приукрашал само стремление к патернализму по принципу скатерти-самобранки и Емели на печи с имперскими узорами на уздечке, факт остается фактом: мы не знаем ни одной состоявшейся демократии на бэкграунде православия. Мало того, что православные страны самые бедные и даже традиционно бедные в Европе, демократические принципы на задерживаются в них надолго, если их и заносит нелегкая в эти края, а выветриваются вместе с прелестями кнута и отечественного самодержавия, которое может делать с подневольным населением почти все, что угодно, главное, чтобы другим было еще хуже.

Конечно, Пастухов может возразить, что нет никакой генетической предопределенности в отказе от свободы и мерзком, архаическом имперском синдроме. Да, это так. Но не православные страны – пионеры как в капиталистическом соревновании, так и в области народовластия. И то, что, например, Мамардашвили говорил о замкнутмм круге русской истории – верно, так как пока из этого замкнутого круга исключений на было. Слепой пони ходит по кругу как карусель.

Но польстил Пастухов и либеральной интеллигенции, пожурив ее за прекраснодушие и поругав за неразумность. И то, и другое – сомнительно. Справедливо только довольно-таки точное утверждение о болезненной фиксации многих представителей либеральной интеллигенции на Путине и его камарилье. Мол, стоит эту группу, довольно-таки малочисленную, выкорчевать, как райский сад сам зацветет как у Вольтера в «Кандиде». Я бы не переоценивал прекраснодушие. Фиксация на Путине и его окружении – не слабость мысли, а вполне оправданная стратегия ухода с линии удара. Либеральная постсоветская интеллигенция умудряется жить и ладить с любым режимом. Да, сегодня востребована позиция оппонирования власти, но оппонирование, скрывающее под боевым нарядом совершенно очевидное удобство такой позиции. Критиковать власть, получая от нее или через посредников оплату за свое труды. Почти вся либеральная интеллигенция далеко не прекраснодушна: делая акцент на Путине и его окружении, она выводит из под удара тех бенефициаров перестройки, которые и являются настоящей основой режима и содержат все эти либеральные газеты и журналы, в которых получают свои гонорары либералы-оппозиционеры.

Конечно, есть и принципиальные люди, есть просто более молодые, которые по первой и/или второй причине не так увязли в этом, не знаю, как назвать – двоемыслии, конформизме, когда весь грех сваливается на политическую элиту Путина, а его экономический фундамент выводится из-под удара. Те, кого увлек Навальный, возможно, другие, или еще не успели стать такими же. Но Навальный потому и был возведен в ранг государственного преступника, что был или стал другим – не таким уж правоверным либеральным интеллигентом. И я здесь не кидаю камень в огород его националистических прегрешений, я о левом тренде, отчетливо осуществлявшимся Навальным в последние годы. А власть боится настоящих левых, тех, с кем не договориться, а не прикидывающихся левыми Зюганова, Удальцова или Прилепина

Эта именно та альтернатива, которая больше всего пугает «путинских» и о которой ни слова не упомянул Пастухов. Русский человек – конечно, не большевик и революционер, но если прийти к нему — не обязательно — со словами грабь награбленное, экспроприируй экспроприаторов, а хотя бы восстанови социальную справедливость и верни то, что у тебя отняла партия жуликов и воров (недаром либерала Явлинского от этого корежило), как не понадобится и имперская лесть на подливе постного масла из патернализма. Зависть и ревность – не только русские свойства, но и русские в том числе.