Идея, способная, возможно, победить Путина и окончить войну
Более полутора лет войны принципиальным образом изменили интеллектуальный и политический ландшафт. Особенно это касается ситуации тех противников войны и Путина, которые вынуждены были (или посчитали для себя более правильным и безопасным) эмигрировать из России, стремительно превратившейся из жестко авторитарной страны в диктатуру, практически не оставляющую для протеста оппозиционеров легального пространства.
Относительно Украины и войны эта волна русской эмиграции занимала, казалось бы, единственно возможную позицию: путинский режим совершил агрессию, ведет войну с ужасающей жестокостью, желать ему поражения и наказания естественно. Почти сразу возникла символическая связка – победа Украины с очень большой вероятностью приведет к падению репрессивного режима в России, как уже было в истории, когда поражение в войне оборачивалось революциями или радикальными политическими переменами в России.
Однако эта вроде бы очевидная последовательность: поражение в войне – слом путинского строя — порой аргументировано оспаривается. Скажем, Владислав Иноземцев, проанализировав известные исторические примеры, увидел ошибочность в этой формуле. Поражение в войне, будь это Первая мировая, Вторая мировая и так далее, следовали за волнениями, массовыми протестами и революциями, которые – после обрушения режима – приводили к выходу той или иной страны из войны и признания ею поражения. Да, эти протесты и революции возникали на волне усталости и разочарования от войны без реальной перспективы победы в ней, но все равно поражение в войне следовало после внутренних волнений, сотрясавших фундамент воюющей страны.
Поэтому, по мнению Иноземцева, военные успехи Украины могут по идее привести к возвращению оккупированных Россией территорий (Иноземцев не ставит вопрос, насколько победа Украины реальна), но никакой демократизации и смены режима в России от этого не последует. И дает российским эмигрантам-оппозиционерам совет: не превращаться в ура-пропагандистов Украины, а заниматься политической деятельностью, направленной на слом путинского режима изнутри.
Стоит отметить, что утверждение Иноземцева о всемерной поддержке Украины в надежде, что ее победа приведет к слому путинского режима, в определенном смысле является прекраснодушным. Недавние эмигранты постоянно клянутся в верности украинской победе и публично тиражируют чувство вины за причастность по принципу гражданства, культуры или языка к путинскому режиму, но совсем не обязательно по причине уверенности, что победа Украины обеспечит конец путинского правления и реанимацию демократии в России хотя бы по меркам эпохи Ельцина. По большей части эмоциональная поддержка Украины – это определенный вид конформизма, подчас вынужденного и вызванного рестрикциями Европейского союза по отношению, прежде всего, к политическим противникам Путина и его войны. Плюс – почти единственная возможность получить какие-то гранты на информационную, политическую или исследовательскую деятельность – это только под соусом поддержки Украины в ее войне против России.
Ситуация с распространением ответственности за войну на ее противников, оппонентов Путина – это особая тема, которой здесь можно коснуться только вскользь: русскоязычные противники Путина выбраны в качестве мишени нескольких волн санкций по причине конкуренции. Русскоязычные украинцы используют ситуацию с войной против Украины как способ отодвинуть россиян от тех или иных позиций в Европе, дабы занять их место, и происходит это не стихийно, а дирижируется из Киева чиновниками аппарата президента Украины. И именно чиновники Украины лоббируют принятие рестрикций, направленных не на поддерживающих эту войну сторонников Путина, а на его противников в русле недобросовестной конкуренции.
Однако в этой статье я хотел бы сделать акцент на той политической деятельности, к которой призывает противников Путина Иноземцев в своей статье на Insider. И здесь надо отметить удивительную политическую беспомощность, проявляемую на протяжении более чем полутора лет войны и эмиграции большей частью новых релокантов. Если вывести за скобку уже указанный конформизм, когда ура-украинофильская позиция позволяет более-менее защищать те позиции, которые к этому времени у российских эмигрантов появились, их политическая импотенция имеет еще одну принципиальную причину.
Казалось бы, о какой политической деятельности может идти речь, если сами оппозиционеры находятся с одной стороны границы, а их потенциальные последователи и избиратели с другой. Да еще и под давлением политической диктатуры, только разворачивающей все новые и новые репрессии против своих противников, приговаривая к чудовищным политическим сроком за вполне невинные действия вроде лайков под постами в социальных сетях или публичное выражение антивоенной позиции.
Но в том-то и дело, что одна форма политической деятельности, которая не останется незамеченной и внутри России, все равно остается. Это война идей. Не всяких, конечно, идей, идея признать путинский режим преступным, как и любую форму поддержки его, вряд ли вызовет массовый энтузиазм среди тех, кто вольно или невольно поддерживает Путина и его войну. Точно так же угрозы кар за эту поддержку и апокалиптические картины неизбежно распадающейся России, как следствие ее поражения в войне, также не вызовут понимания среди российского обывателя.
Вообще ситуация с осуждением войны, которую ведет путинский режим, легко интерпретируется самим режимом как предательство, в том числе потому, что критики войны из-за границы намеренно упрощают мотивацию сторонников этой войны, сводя причины поддержки к страху или зомбированию. Но выбравшие эмиграцию противники Путина и войны не хотят или не могут увидеть, что многие в России поддерживают войну (или понимают причины ее), потому что видят в ней войну не за великодержавную или имперскую спесь, не индуцированную пропагандой ненависть к якобы нацистам, захватившим власть в Киеве, а войну за свою землю, несправедливо отторгнутую у них в результате распада СССР отчасти по недоразумению, отчасти вполне сознательно.
То, что российские эмигранты-оппозионеры принципиально не хотят замечать мотив территориального спора, на самом деле занимающего среди других мотивов поддержки войны одно из самых первых мест, есть результат уже указанного и навязанного конформизма, когда идея войны должна быть сведена либо к попыткам полусумасшедшего диктатора Путина удержать власть с помощью маленькой победоносной войны, либо в виде ответа на имперский запрос, в разной степени почти всегда присутствующий в политикуме и обществе России. В то время как осуждение войны (ибо никакие резоны не могут ее оправдать) может и должно соединяться с пониманием и других, в разной степени спорных мотивов, среди которых война за свои земли, несправедливо отторгнутые, является одним из доминирующих. И обращение за политической поддержкой к россиянам, ныне пребывающим под гнетом военной диктатуры, невозможно без рассмотрения всех и разнообразных мотивов их поддержки этой жестокой войны.
Но это признание сложносоставной мотивации россиян является всего лишь одним из необходимых условий понимания диалога между ними и оппонентами режима за рубежом. Если говорить о тех идеях, которые могли бы иметь успех, то я не вижу ни одной, кроме идеи пересмотра итогов приватизации и экспроприации состояний, нажитых с помощью административного ресурса. Для этой идеи не нужно ни транслятора, ни усилителя, ни непосредственного контакта с потребителем такой идеи на территории России. Будучи оформлена политически, как идея социальной справедливости, она будет услышана и понята почти всеми за пределами слоя бенефициаров перестройки и их обслуживающего персонала. И эта не абстрактная идея полезности свободы и демократии, которая как не находила поддержку российского общества, так и не найдет. В том числе потому, что многие в России помнят, что под лозунгами свободы, демократии, не допущения реставрации коммунистического режима происходила бесчестная приватизация, создавшая слой олигархов в обмен на бесплатную приватизацию своих квартир, и больше ничего.
Мне представляется, будь сегодня Навальный на свободе, он с большой вероятностью использовал бы идею социальной справедливости и пересмотра результатов приватизации для своего политического предложения. Его ФБК ближе других к этой идее, практически все популярные расследования богатств высших политических чинов в путинской России основывались на не высказанной, но подразумеваемой идее социальной справедливости. Понятно, эту идею не поддержит большинство оппозиционеров-эмигрантов, потому что как раньше, так и сегодня получают финансовую помощь от олигархов, хеджирующих политические риски и осторожно и тайно поддерживающих оппозицию за рубежом. И артикуляция левой идеи практически моментально приведет к пересыханию ручейка финансовой поддержки, плюс ее не поддержат и те, кого понимают под мировым общественным мнением, условным Западом, так как революции в России никто не хочет и боится.
Но я не вижу никакой иной идеи, которая могла бы стать мостом между политической эмиграцией и российскими сторонниками Путина, так как только резонансная левая идея способна победить правый популизм и великодержавный патриотизм – как фундамент путинского власти. Только этот ключ в состоянии открыть ржавый амбарный замок по имени Россия. Все остальное означает конформизм по отношению как к олигархическому слою России, так и к тем украинским силам, которые, помимо войны, заняты темперированным вытеснением всего русского, до которого они в состоянии дотянуться. По крайней мере, пока идет война. Но она не кончится просто потому, что эта война – агрессивная со стороны России и осуждается европейскими и американскими союзниками Украины. Только когда путинский режим начнет обламываться изнутри, возможны перспективы завершения войны. Но вряд ли раньше.