Ноты по белому
Происходящее в России должно, на мой взгляд, не вызвать вопрос: почему все так плохо? А почему все не так плохо, как могло быть? Ведь мы понимаем, что пространство для того, чтобы стало хуже еще и еще, — резиновое, как изделие номер 2. Уже давно могло стать так плохо, что сегодняшнее «плохо» показалось как бы раем по сравнению с как бы адом перспективы. И некоторые уверены, что плохо на все пифагоровы штаны еще станет, и даже скоро.
Но мой вопрос другой: отчего не стало, за счет чего жизнь, в каких-то слоях уже неотличимая от анекдотического идиотизма, в других, пусть и почти невидимых (прозрачных до естественности), сохраняет тонус как бы нормальности. Почему (обращаюсь я с вопросом к тем, кто это невидимое и прозрачное видят)?
Более того элементы как бы рая в нашем как бы аду встречаются чаще, чем нам, возможно, кажется. И подсказку дает почти евангельская антипутинская история о том, как уссурийский тигр подружился с козлом, отданным ему на съедение. И хотя предположений о причинах этой дружбы может быть несколько, наиболее очевидной кажется одна: козел, вместо того, чтобы тигра испугаться, пошел его на хуй бодать. То есть победил ад неожиданной отвагой.
У меня в жизни был похожий случай. Четверть века назад я со своей семьей оказался на синявинской дачке моих родителей. У меня был пес, молодой, с буйным холерическим темпераментом ризеншнауцер по кличке Нильс, а у родителей два кота — черный и белый. Так как наш ризен был совершенно сумасшедший, типа Невзорова эпохи «600 секунд» (разве что без его утробной злости), то черный кот при первой же встрече так отчетливо сбледнул с лица от страха, что его потом несколько дней искали.
А вот белый, от которого никто не ждал никаких подвигов, потому что он никаких подвигов не совершал, повел себя непредсказуемо. Столкнувшись нос к носу с нашим веселым чудовищем, он, вместо того, чтобы благоразумно и предсказуемо драпать, спокойно пошел ему навстречу, как дуэлянт. Как Александр Матросов на вражеский дзот (хотя вся эта история выдуманная, начиная от фамилии и кончая подвигом). Нильс попытался испугать микроскопическое по его масштабам существо, почти мышку, использовав все известные ему прихваты. Прогибал спину, страшно рычал, нетерпеливо подпрыгивал на передних лапах, то есть делал вид, что прямо сейчас налетит ураганом Катрина и разорвет кота в мелкие клочья.
Но кот спокойно, как заводной апельсин, пружинистой походкой районного хулигана шел на нашего разухабистого интеллигентного ризена, который дрался со всеми, кто встречался ему на пути: с догами, московскими сторожевыми, ротвейлерами. А однажды, увидев проезжавшую по улице Бабушкина лошадь под седлом, бросился наперерез машинам за нею, пытаясь одновременно укусить ее за копыта и понюхать под хвостом. То есть нормальный такой, безумный ризен без экивоков, с очень низким уровнем осторожности и благоразумия.
Но мы оставили наших героев перед барьером, когда при первой же встрече белый кот, как ни в чем не бывало, пошел на нашего рыцаря в оперении черта, и наш бесстрашный рыцарь отступил. Причем не раз и не два. Белый шел на него походкой Промокашки из «Места встречи изменить нельзя» или даже Болконского на поле Аустерлица, и воздуха единственное знамя витало над его головой. А Нильс, отпрыгивая, тщетно пытаясь напугать, столь же неуклонно пятился назад. И в результате белый к нашему восторгу и смущению погнал страшного зверя вокруг дома и, возможно, подружился бы с ним, как козел Тимур с тигром Амуром, но мы, как сердобольные родители, увели нашего питомца от позора и травмы нервной системы в дом. Те, кто знают эту породу, поймут меня.
Но я не о ризеншнауцере, спасовавшем перед маленькой белой киской. Не о козле, который попер на тигра, а о том, почему в России все плохо, но совсем не так плохо, как могло бы?
Ответ на один из аспектов этого многопрофильного вопроса дают козел Тимур и кот Белый: они не испугались черного и полосатого безумия и отвоевали себе пространство, которое не стало ни черным, ни безумным. То есть стало, конечно, но не сразу и все равно сохранило почерк, отпечаток, след, что ли, нормы. И у меня есть ощущение, что даже если Путин нападет на обратную сторону Луны, посчитав ее невнимание оскорбительным для трепетного русского мира, пространство нормы вменяемости, не боящейся, что путинское безумие распространится и на нее, сохранится.
Безусловно, мои сравнения некорректны. Социальное поведение больших групп людей нельзя уподобить поведению отдельного животного, не испугавшегося зверя, намного большего по размеру и неисчислимо более сильного и агрессивного. И, однако, тот просвет как бы рая в нашем как бы свинцовом аду появляется очень часто из-за уверенности (возможно, тщетной), что государственное безумие не может просочиться сквозь границы, скажем, семиотики или поэтики обэриутов. То есть сквозь сложный и неожиданный ответ.
И именно тогда появляется та инкапсуляция нормы, что ли, нормы в вонючем тумане. Это норма, конечно, локальна, в каком-то смысле иллюзорна — победить шакала Путина кролик, как бы не раздувал жабры, не в состоянии. Но отказываясь играть по его, шакальим правилам, он отказывается быть его жертвой (что не означает, что жертвой он не станет на следующем повороте сюжета) и запускает свой временной и ценностный отсчет. Он не имеет отношения к орбите государства, слетевшего с катушек, к традициям чинопочитания, лежащего в основе всех и всяческих государственных сумасбродств. И пытается спасти себя, свою группу от беснования и шельмования.
А «пытаться» и есть синоним спасения. Шанс, но кто обещал большее в этом мире, похожем на пародию и сказку в пионерском лагере: в черной-черной комнате стоял черный-черный человек с черным-черным пистолетом и не отрываясь смотрел на открытые белые ноты. Играем, так сказать, по-белому. Рассеиваем мрак в масштабах того, что противостоит стремлению коллективного сумасшествия стать сумасшествием тотальным. Белые ноты, не смотря ни на что. Белые.