Жена. Главка десятая: жениться — не жениться

Хотя мы вместе были уже достаточно и приближалась защита диплома и окончание учебы, разговоров о женитьбе не было. Танька была слишком осторожной и предусмотрительной, чтобы спрашивать или самой начинать об этом разговор; иногда в шутливой форме я этого касался, но положение были слишком очевидно. Жить было негде и жить было не на что. Я жил в однокомнатной квартире с родителями, где много лет назад папа переделал кухню под комнату, кухню переместил вместе с газовой плитой в ванную, обеденный стол стоял в прихожей, места больше не было.

У Тани была трехкомнатная квартира, в которой жили Зоя Павловна с Александром Михайловичем, если он был не в больнице, тетя Маня, младшая сестра Тани — Наташа. Не разгуляешься. Да и на какие шиши: устраивать студенческий брак, чтобы жить на деньги родителей, а самому подрабатывать разгрузкой вагонов по ночам, не для меня. Единственной перспективой было окончание института и жизнь в съемной комнате (на квартиру бы не хватило) на собственную зарплату, я об этом думал, но время на решение не тикало.

Неожиданно меня подтолкнула Танька. На пятом курсе она записалась на курсы письменных переводчиков с английского, курсы были по вечерам где-то на Петроградской, я пару раз ее провожал до дому, было минут 15 ходьбы. И вот однажды без предупреждения, желая сделать сюрприз, я приехал к зданию курсов, стою в сторонке, жду; вот начали выходить курсанты, я вижу свою Таньку, и тут к ней подходит какой-то молодой человек, что-то говорит, она берет его под руку, и они идут. Остолбенело я смотрю на эту сцену, по инерции делаю несколько шагов за ними, потом останавливаюсь и иду в обратную сторону. Не такой уж я Отелло, чтобы выслеживать неверную женщину или устраивать сцену.

Хотя было очень неприятно, в определенной мере я ее понимал: женщине надо замуж, если ты не делаешь предложение, его сделает кто-то другой. Она мне позвонила как ни в чем не было тем же вечером, я не был настолько коварным, чтобы изображать неведение, мы с ней обсудили эту ситуацию, и она в определенной мере сподвигла меня на то, чтобы начать говорить о женитьбе.

Об ухажере, появившемся из темноты неопределенности, я ничего не помню, ни как они познакомились, кажется, именно на курсах переводчиков; Танька говорила о нем осторожно, но тепло, в том смысле, что очень деликатный, воспитанный, что очевидно контрастировало с моей агрессивной брутальностью, но что делать, брутальность по большей части побеждает.

Мы решили подать заявление таким образом, чтобы свадьба была уже после окончания учебы, и мы могли сами платить за жилье и прочее. Тут, правда, вмешались слухи о том, что всех возьмут в армию офицерами на год, у меня была военная кафедра, я уже писал прозу и помню, обдумывал идею, что напишу роман об армии, а Таньке куплю щенка, чтобы было за кем ухаживать и кому ее охранять от соблазнов, пока меня не будет. Хотя кому и чему собака мешает.

Разговор с родителями прошел ожидаемо спокойно, родители видели, что мы давно вместе, о своей семье я уже писал, что еврейского в ней не было совершенно ничего, кроме редких рассказов о предках, даже не представляю, чтобы мама мне сказала: а почему бы тебе не поискать еврейскую девушку? Евреек в моем окружении тогда просто не было. Это не означает, что у Тани с мамой не было впоследствии проблем, были, да еще какие, но вызванные, прежде всего, разницей характеров, темпераментов. Танька была сдержанной, холодноватой, спокойной, мама эмоциональной, экспрессивной, нуждалась в постоянной и бурной любви: минное поле для женских отношений.

За год до нашего решения о женитьбе, к нам в Ленинград перебрались мои бабушка и дедушка из Ростова-на-Дону, дедушка сильного болел, последняя стадия рака желудка, они выменяли свою трёхкомнатную квартиру в Ростове на однокомнатную в Веселом поселке, это, если кто не знает, относительно удаленная северная часть Невского района, ветки метро еще не было. Но на эту квартиру бабушка перебралась только после смерти деда, мы с Танькой к ней периодически ездили, она всегда находила нам какое-то поручение, забрать белье из прачечной, сбегать в магазин, хотя и моя мама несколько раз в неделю ездила к ней помогать.

За несколько месяцев до диплома замуж вышла моя бывшая пассия, наша одноклассница и подружка Тани — Наташка Хоменок. Свадьба была в кафе «Ровесник» в нескольких трамвайных остановках от Финляндского вокзала, женихом был моряк тоже на последнем курсе, Юрка, симпатичный парень, потом бывал у нас в гостях. Танька, понятное дело, была свидетельницей со стороны невесты. Но то, что половина гостей на свадьбе была моряками, имело самое непосредственное отношение к тому, что случилось.

Так совпало, что в этот день у меня в институте была военная кафедра, по причине, которая забылась, я не успел пообедать, зато еще заранее купил себя сигару, огромную кубинскую сигару «Ромео и Джульетта» в железном футляре в виде капсулы. И кажется, начал ее раскуривать еще до начала церемонии.

Сели мы тоже удачно, я с Юрой Ивановским и Вовой Пресняковым за одним столиком, подальше от оркестра и на некотором отдалении от большого стола жениха с невестой, свидетелями, родителями; и Танька курсировала между своим и нашим столиком. Мы же, осмотрев стол и найдя на нем только скорбные холодные закуски, непонятно зачем взяли сверхбыстрый темп. И минут за 15-20 всухомятку смогли опустошить бутылки 3, если не 4 водки (под, напоминаю, робкие холодные закуски, на голодный желудок и кубинскую сигару, которой я по неумению пытался затягиваться, чем ситуацию только усугубил).

Вообще-то я стакан держал, то есть вообще за жизнь напивался считанное число раз, а на самом деле только дважды, это был первый, зато какой. Уже через эти самые минут двадцать, я почувствовал, что у меня крутит живот, и со смехом объявил, что иду в туалет, находившийся в глубине вестибюля первого этажа, в то время как банкетный зал был на втором.

Спустился в туалет, ощущая с некоторым недоумением, что меня как-то быстро развозит, сел на горшок, пригорюнился, поморщился от спазмов и подступающей тошноты, и очнулся спустя какое-то время совершенно пьяным, заблеванным и не имеющим сил не то, что встать с горшка, даже пошевелить рукой. Я был в таких огромных клешах с высокими манжетками коричневого цвета, та вот моя рвота настолько наполнила отвороты брюк, что они стали тяжелыми, будто к ногам привязали гири. И вот тогда я узнал особенности моего этого и последующих опьянений, водка ударила не в голову, а в ноги. То есть я без преувеличения не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но голова была чистая как простыня новобрачной, и это отчасти нам помогло.

Не знаю, когда меня обнаружили морячки, друзья жениха, но нашли, привели Таньку, и я стал руководить своей эвакуацией. Усугубляло проблему хроническое отсутствие такси, поймать его здесь, около кафе, в медвежьем углу, было проблематично, поэтому я уговаривал Таньку мотнуться к Финбану, взять такси там и заехать за мной. За мной? Увы, не только. Юрика с Вовкой Пресняковым достало тоже, к моменту эвакуации они были пьяны не намного меньше меня, разве что менее заблеваны. Потому что смягчили удар горячим, которого дождались, в отличие от меня. Но двигаться не могли.

Минусом было то, что Таньке очень не хотелось конца банкета. Она успевала и около меня подежурить, попереживать, выслушивая ценные указания по нашему спасению, и на второй этаж сбегать, чтобы потанцевать и выпить-закусить. Я же был в весьма специфическом состоянии, когда я оставался один (пока ко мне не присоединились Юрик с Вовой), я пальцем пошевелить не мог, но, образно говоря (и не образно тоже) мог решать дифференциальные уравнения.

Однако тут вмешалась милиция. Я еще раньше понял, что нечто происходит по шуму и свисткам. В какой-то момент поднял веки, как Вий, и увидел в дверях туалета, — а он был такой просторный, мраморный, в ложно-классическом стиле, я же сидел в кабинке с открытой дверью, со спущенными штанами, не до этикета, — знакомую серую форму ментов, которые явно имели на меня виды, но не тут-то было. Оказалось, что ментов вызывали после того, как моряки отпиздили оркестр, но когда милиция приехала и попытались навести и порядок, в том числе, возможно, увезти меня с Юриком и Вовой, моряки ремнями с пряжками отпиздили ментов, и никого увезти, конечно, не дали.

Через некоторое время с морской взаимопомощью нас троих передислоцировали в соседнюю парадную, чтобы милиция до нас не добралась. Мы пригорюнившись как модели Родена на кастинге сидели на ступеньках первого этажа; Танька бегала по округе в поиске такси; наконец, такси и таксист, согласившийся вести заблеванных пассажиров, нашлись, и мы всей веселой компанией переместились на квартиру к Таньке на Васильевском. Слава богу, родителей почему-то не было, кажется, они уехали на Удино, дома была только глуховатая тетя Маня, и весь дальнейший спектакль прошел мимо нее.

Танька, которая не могла одна справиться с тремя здоровыми мужиками, вызвонила девушку Вовы Преснякова, которая его благополучно увезла среди ночи, Юрик безмятежно спал, а я, испытывая нечеловеческое отвращение к своей заблеванности, потребовал ванну, по глупости горячую, где меня развезло еще больше; и Таньке пришлось волокать мое голое огромное тело по квартире, слава богу тете Мане не удалось полюбоваться на эту картинку, она-то не сомневалась в девственности своей любимой племянницы.

Но проблемы на этом не кончились. Утром я обнаружил, что потерял свой бумажник с документами и в том числе паспортом, который нужен был как раз сегодня, так как у нас был назначен родственный обмен, меня прописывали к бабушке в Веселый поселок, кажется, за взятку, в любом случае паспорт отсутствовал как вид.

Я оклемался удивительно быстро, опять превратился в респектабельного молодого человека в огромных и чистых коричневых клешах (или клеши были уже другие, или вообще не клеши, а старые, растянутые у колен треники Таньки). Главное, что мы как ни в чем не бывало поехали на место вчерашнего побоища, вчерашнее, надо отдать должное, растаяло как сон, как утренний туман, мгновенно нашли у кого-то из администрации мой бумажник, отблагодарили за предупредительность и уехали.

Вообще эпопея с потерей документов – моя специфическая фича. Где я только не оставлял паспорта и часы, много раз в туалете поезда; я на самом деле чрезвычайно брезгливый, всегда снимал часы, клал их на полочку рядом с предусмотрительно выложенным паспортом, чтобы их не дай бог не замочить; потом тщательно мыл руки как хирург перед операцией, и спокойно уходил, оставив часы с паспортом дожидаться проводника. Это при том, что на чтение у меня была память почти фотографическая. Но не здесь. Как ни странно, ни разу в жизни потеря не была окончательный, все всегда находилось, но сколько раз мне приходилось возвращаться в темноте или на рассвете на вокзал, уже не припомню.

Но и на этом фоне свадьба Наташки Хоменок была особенной. Выдал замуж свою первую любовь, иронизировала Танька. Да уж.