Я сижу у окна, за которым почти беззвучно струится Чарльз рива. Но это только кажется. Стоит прислушаться и можно услышать шум падения воды от двух водопадов, один из которых находится выше по течению, другой – поменьше – ниже. Это звук закипающего где-то там (в глубине огромной, даже глобальной коммунальной квартиры, вроде той, в которой жил Витя Кривулин) чайника. Витя, схромай за чайником, говорила ему Таня Горичева в роли его второй жены. Даже не думая шутить, не до шуток. Серьезная баба, переписывалась с Хайдеггером, встречалась с папой римским, поступила на философский по путевке райкома ВЛКСМ, отстаивала животное в человеке, как самую ценную его часть. Я последний раз говорил с Горичевой четверть века назад, то есть вчера, обсуждая предисловие к первому номеру нашего литературного журнала; и спорили мы по поводу понятия «иерархия».
Я могу приподнять жалюзи на окне и увидеть нос одного водопада и затылок второго. Из носа первого выплывают белые барашки, он курит брызги как кальян, второй, словно пьяный клошар, пропадает под мостом. Расстояние до России – через океан — почти равно смерти, но это ни в коем случае не попытка выдать ностальгию замуж за страх исчезновения навсегда. Ничего подобного, эмиграция и есть — репетиция моста из неба и резной кости и жизни после смерти с возможностью смотреть на брошенные тобой тела из-за облака. Ты вроде есть (но за занавеской из брызг) и одновременно тебя нет.
Этот сдвиг в пространстве никак не определяется географией, мы не перемещаемся по миру, мы возим его с собой, как прицепной вагон, он — та банальность, которая всегда с тобой. В некоторым смысле я живу в одной и той же квартире на улице Красной Конницы, в соседнем с Ахматовой доме, где я, так сказать, родился. И с тех пор вожу свою память на дорожной тележке, мне с каждым годом легче не потому, что хуже помню, а потому что неохота вспоминать. Жизнь не меняет, а подтачивает прошлое, делая его неинтересным, чужим и, следовательно, ненужным. Какая уж тут ностальгия, если прошлое просто отчуждается, как собственность: было твоим, а стало наполовину ничьим, наполовину общим.
