На смерть Бориса Дубина, собеседника…

Подбирать слова трудно не только потому, что остро жаль Борю, Антона, себя, вас, даже дремучую родину, которой все не в коня корм. Трудно не найти — употребить слова соразмерные (несоразмерных полно), зовущие предательскую превосходную степень и высокий стиль, а хочется говорить, удерживая в памяти то удивительное (и упоительное) противоречие, которое предлагал нам Боря, являя собой непреклонность и твердость, совмещенные с мягкостью, скромностью не из нашего времени рекламы и естественной для него терпимостью. Это, казалось бы, психологические частности, не будь Боря — умнейшим нашим современником, наряду с его тезкой Гройсом, но с той выгодой для нас, что социальное и психологическое не отвергал, оставаясь трезвым и отчетливым при формулировании сложного, большого, больного и эмоционального — в статьях, исследованиях, переводах, стихах. Кто-то, без сомнения, упомянет о формате личности эпохи Возрождения, но суть подарка заключалось в том, что вместо Возрождения была эпоха Вырождения, сначала советского, потом постсоветского. А природа не выбирает и кладет в колыбель из шума времени, убогого и безнадежного — убийственно точный и светлый ум, чтобы он делал черновую работу осмысления градации интеллектуального предательства, конформизма и самообмана. Счастье для нас, что Боря Дубин был не актер, а социальный писатель, человек слова, которое хранится лучше воздушных образов чужих и своих переживаний. Я из тех, кто был облагодетельствован Бориным существованием и обворован потерей… Но точнее многих сказал Миша Шейнкер: на моей улице сплошная тьма, фонарей нет, и в самый нужный момент один из оставшихся фонариков гаснет…