В защиту революции

На фоне того оскорбления, которое власти нанесли обществу приговором Pussy Riot, хочется вернуться к двум принципиальным публикациям последнего времени с предложениями двух диаметрально противоположных стратегий – статье Владимира Пастухова в «Новой газете» и ответе ему Ирины Павловой в «Гранях». Как бороться с путинским произволом, как обществу вернуть себе достоинство (если оно было) в полицейском государстве, что можно делать, когда подавляющая сила на стороне по-шекспировски откровенной неправды?

По сути, и, так сказать, эмоционально Владимир Пастухов прав в своем радикальном неприятии путинского режима. Как, впрочем, и когда ищет причины не в самом Путине, а в том, что некогда называлось народом, хотя сам называет его совершенно неправильно и старомодно – люмпеном. Нет, олигархически-чиновничий строй – не люмпенский, не деклассированный. Да и поддерживается он совсем не деклассированными пенсионерами, бюджетниками, военными, работниками огосударствленных предприятий типа Газпрома. Как, впрочем, и главными бенефициариями – бывшей советской номенклатурной малиной, буйно расцветшей на поле беззакония и безудержной коррупции.

Пастухов, возможно, не нашел нужного слова, но очень близко подошел к проблеме, которая лежит в основе культурной и социальной невменяемости большей, путинской части российского общества. Наше общество – не вполне городское. Оно, ввиду массового, стремительного, но очень позднего переселения из деревень в города, так и не обрело крепких городских традиций, цивилизационно принадлежит некоему промежуточному состоянию, так как и сами наши города – не совсем города в европейском культурном смысле. То есть внешне похоже, но с деревенскими лавочками у подъезда. Отсюда, в частности, вполне крестьянское, деревенское недоверие к чужому, ненависть к тому, чего не знаешь, страх перед городской открытостью и толерантностью. Ну и, конечно, беспомощное тяготение к якобы традициям, консервативному, а на самом деле мифологизированному прошлому, отказ, ужас перед любыми изменениями, называемыми реформами. Да и вообще патриархальная нищета в большей части страны, которая (нищета) заставляет до последних сил держаться за то, что есть, в страхе это последнее потерять.

Это основа путинского режима, который откупается от нищего общества жалкими подачками, позволяя своему непосредственному окружению, всей мерзкой чиновничьей сволоте жиреть на коррупционных и воровских распилах. И этот режим никогда не уйдет сам, он может умереть от потери крови, если кончатся высокие цены на нефть, или будет уничтожен общественным негодованием, формы которого могут быть различны.

Ирина Павлова, законно критикуя Пастухова за многие неточности и неправильные формулировки, в конечном итоге категорически возражает против права общества на революцию, восстание, на самом деле закрепленное в конституционной теории множества европейских стран, начиная хотя бы с Джона Локка. Сказавшего (напомню, вдруг кто-то забыл), что восстание народа против тиранической власти, посягающей на его естественные права и свободу, является правомерным и даже необходимым. Путинский режим давно и непрестанно посягает на естественные права и свободы человека, унижает этого человека, даже если он его преданный, но не дальновидный сторонник; путинский режим давно задумал перерасти рамки авторитаризма и персонализма и уверенно движется в сторону диктатуры.

Однако Ирина Павлова, считая революцию невозможной, неправомерной, разворачивающей ржавые пружины террора, утверждает (на мой взгляд, несправедливо), что «мировая история не знает другого пути становления демократических процедур и институтов, кроме утверждения права частной собственности. Сначала частные собственники с гарантией права передачи собственности по наследству, а затем нормальный парламент, нормальные партии, нормальный суд и другие демократические институты для отстаивания своих интересов».

Нет, мировая история знает не только эволюционные, но революционные изменения. О каком утверждении прав частной собственности можно говорить сейчас, когда основной массив крупнейших российских постперестроечных состояний был получен за счет распила государственного бюджета и государственных же недр? Это то же самое, что призывать к буржуазной умеренности воровской сходняк или советовать организовать либеральную партию в ГУЛАГе. Это то же самое, что увещевать кровавого маньяка, знающего только одну правду – правду наглой маниакальной силы. Выходить на улицы с требованием уважать «права частной собственности и определения условий ее передачи по наследству» — это делать как раз то, что надо сегодня правящему путинскому режиму. Он только об этом и мечтает: чтобы нелегитимные состояния стали легитимными и чтобы с ним разговаривали либеральными увещеваниями. Увы, при всем уважении к Павловой и ее последовательному миролюбию, боюсь, что эти увещевания останутся гласом вопиющего в пустыне.

Да, в нашей стране плохой опыт революции. И не столько потому, что революция (по крайней мере, Февральская) была не оправданна, а потому что народ чересчур дик и злобен. Потом была Октябрьская революция, у которой были свои резоны, потом пришла пора жестокой гражданской войны, затем эпоха еще более жестоких сталинских репрессий и всего последующего, что в конечном итоге привело к власти маленького, бездарного и безграмотного человека, заведшего страну в очередной ужасный тупик.

Но это совершенно не означает, что общество должно и может бесконечно терпеть унижения и оскорбления со стороны власти, убежденной, что насиловать и обманывать наивный народ – это вполне легитимное занятие. Да, у нас нет уважения к праву собственности, но у нас вообще нет ни к чему уважения, в том числе к себе, в том числе к закону и, прежде всего, со стороны власти. У нас нет и не было уважения к человеку и его правам; право собственности — одно из них, но есть и другие. Например, право на справедливый и скорый суд, о котором в России мечтают на протяжении многосотлетней истории, но «с платформы говорят – это город Ленинград». Да, право собственности многим кажется основным, хотя другим в это же время кажется, что собственность – это кража. И в российской ситуации к истине все-таки ближе последние, а не первые. Крупные перестроечные состояния – обыкновенная кража, хотя воры и жулики никогда в этом не признаются.

Означает ли это, что восстание, революция, легитимное общественное насилие, направленное против очевидной несправедливости – единственный исторический путь, оставшийся России? Возможно, да. Хотя никто не запрещает еще сто лет терпеть и ждать, когда неправедный режим рассыплется сам от старости и немощи. Как никто и никогда не гарантирует, что новые Народная воля и Черный передел не обернутся очередной кровавой мясорубкой, в которую затянет и правых, и виноватых. Но в том-то и дело, что хороших выходов в русской истории, кажется, не осталось, зато плохих – хоть отбавляй.