Бумеранг жестокости или неминуемость возмездия

В самом начале перестройки Валерий Ронин, кажется, в журнале «XX век и мир» опубликовал заметку, которую я уже однажды комментировал, но в принципиально другой ситуации. Ронкин использовал идею природно возрастающей жестокости и агрессивности. Типа, не было давно войны, забыли как пахнет смерть, слишком поверили в цивилизацию, и вот на тебе — Первая мировая. Та радость, даже восторг, с которой начало войны было встречено повсеместно, во всех европейских столицах, причём, не взирая на политические убеждения (только большевики удержались от взрыва восторга и патриотизма), объясняется легко. А именно: давлением агрессивности. Агрессивность как похоть — требует выхода, дабы избавиться от неё, ее надо излить, и поэтому начало войны — восторг освобождения и надежды, почти сексуальной.

Дальше тоже понятно: гробы, похоронки, бумеранг агрессивности возвращается и начинает косить своих, человек осознаёт свою хрупкость и начинает ее ценить, прислушивается к речам гуманистов и пацифистов, что и приводит к массовому отрезвлению и миролюбию.

И вот в этот момент Ронкин, объясняя, почему в России началась Гражданская война, меланхолично замечает, что уровень жестокости и агрессивности у русских (а он напугал не только Горького) был настолько, очевидно, велик, что его не охладила война, не охладила и Гражданская война с ее избыточной жестокостью, смысл которой тот же самый — излить, израсходовать запас агрессивности никак не удавалось.

Но и этого мало: сталинские репрессии с их миллионами жертв Ронкин все-также выводит из неизрасходованной агрессивности и жестокости. Ведь Сталин, каким бы извращенным садистом он не был, не он инициировал все тот же невиданный вал жёсткости тысяч следователей с их избыточными пытками — они все также, как мальчики с поллюциями, боролись с нескончаемым запасом агрессивности и жестокости в душе и теле.

И вот здесь имеет смысл вернуться к Путину и России. Конечно, никакой высшей справедливости нет. Но есть определённые исторические закономерности, они куда более мутные в своих истоках, но когда совершается массовая и нескончаемая жёсткость, то историческое наказание, подчас обрушивающееся на головы инициаторов этой пляски смерти, только кажется историческим возмездием. Типа того, что случилось с нацистской Германией. Конечно, и такие резоны возможны при рассмотрении или попытках рассмотрения того тумана будущего, что уже туман, но и не будущее ещё, на предмет воздаяния по делам твоим.

Да, ядерный кинжал под подушкой Путина хранит, казалось бы, мирный сон всего российского народа, но возмездию совершенно не обязательно принимать форму внешнего наказания. Да, внешняя оккупация и внешнее управление были бы полезны, но речь не о пользе. И куда реальнее и легче представима ситуация, когда рано или поздно доведённая до социального бунта Россия ополчится на себя сама. И в ней самой начнётся та внутрення война за ресурсы, за поиск виноватых или, не знаю, холерные бунты, бой с тенью, когда возмездие или ее кожезаменитель обернётся формой Гражданской войны.

И здесь опять имеет смысл вспомнить заметку Ронкина об уровне накопленной агрессивности и жёсткости. Эта жестокость проявляется сегодня на украинцах, но она же почти бесконечна, как мы видим, она как Бахчисарайский фонтан слез — льётся и льётся. И вполне может принять форму сосуда возмездия, когда справедливость или наказание за попрание ее будет вершиться не на внешних фронтах, а на улицах и перекрёстках российских сел и городов.

И как сталинские репрессии были не наказанием, конечно, но следствием все не кончающейся и не кончающейся агрессивности. Так и будушее, которое неведомо, может быть этюдом в багровых тонах по причине все того же, жестокости, агрессивности и безжалостности, которую никак не израсходовать, а за неимением гербовой, пишут на простой.

И за неимением внешнего врага, на который просто не хватит ресурсов, ищут врага в соседе. Который всегда под рукой. Да и искать его не надо, вот он стоит в проеме дверей.