Среди множества упреков Путину, созидающему режим диктатуры light и старательно избегающему большой крови, очень часто звучит упрек в нелогичности, безумии, интеллектуальной несостоятельности. А после концерта со сжиганием еды — в окончательной потери связи с реальностью, в разрыве контакта с обществом и вообще в агонии. Агония — сложная процедура, большевики и русопяты хоронят западный мир не одно столетие и каждый раз примерно с одним и тем же набором аргументов. Так что это — как рак свиснет.
А вот что касается отсутствия логики, я бы поспорил. Поставьте себя на место Путина, который сделал уже достаточно, чтобы осознать путь назад как проблематичный. Тем более, что фигура, которую он олицетворяет, не может ходить назад по правилам игры, им придуманной. А так как клиент обуреваем, скорее всего, мессианскими настроениями, богоизбранностью, то ходить назад вообще ему нельзя. Разговоры же о цугцванге не кажутся и никогда не казались мне убедительными.
Представьте себя на месте Путина. Вы во главе огромной, но весьма своеобразной страны, вас обуревает честолюбие и уже упомянутая богоизбранность, вы не сомневаетесь в окончательной победе над всем миром. Иначе, зачем бог старался вытаскивать его из грязи в князи? Забота одна — какую выбрать стратегию?
Если вы Наполеон, причем не только в собственных глазах и глазах клевретов, но и всей переполненной галерки, всего театра юных зрителей, у которого также нет других инструментов, кроме бурного восхищения, то вы должны делать ставку на сильные стороны вашей позиции и минимизировать потери от слабых.
Начнем с последних. Как бы не был уверен Путин в окончательном выигрыше и зияющем отсутствии самой возможности проигрыша (бог же не фраер), реальность перед ним отнюдь не радужная. Как человек, к которому поступает большое количество информации (предположим, что не все источники — льстивая и мелкая ложь), он примерно понимает, с каким именно материалом ему приходится иметь дело на разных уровнях социума. То есть Путин довольно рано должен был осознать, что руководимый и ведомый им к победе социум — интеллектуально и социально не конкурентоспособен. То есть кричать ура и бросать вверх чепчики — запросто, а вот конвертировать эти крики в технологические достижения — проблема. Иначе — смог убедиться, что российское общество, пусть воодушевленное, как сейчас пропагандой (или мало воодушевленное, как в начале нулевых), не имеет шансов выиграть конкуренцию у Запада в области высоких технологий, науки, производства, финансов и т.д. Тем более, а может — и по выше указанной причине — что все это (наука, производство) не развивалось, а напротив, было брошено на произвол судьбы. И скатилось в результате к низшим конкурентным показателям за весь срок русской послепетровской цивилизации.
Предполагается, что это одна из стратегических ошибок Путина: если ты задумал автаркию, изоляцию и самобытное существование в припадке патриотического восторга, то надо было развивать то, что пригодилось бы в существовании на острове путинской правды. Та же не к ночи упомянутая наука, та же экономика, все то, что нельзя купить в условиях санкций.
Это все так, кабы не одно слово: «стратегически». То есть все совпадает, если в расчетах Путина, противостояние, им задуманное, замышлено было на долгие века, на продолжительный период, так сказать.
А теперь представьте, что вы играете блиц, что ваша игра рассчитана не на долгое противостояние, а на быстрый кавалерийский наскок? Нужна ли вам наука и производство, которые вы все равно не успеете поднять до уровня конкурентоспособности в обозримом периоде? Обозримом, то есть прагматически пригодном именно вам, в обстоятельствах вашей игры.
Нет, наука, медицина, образование, культура, которую Путин заменил быстро возросшим в патриотическом угаре экстрактом по имени пропаганда — это тактические приемы, работающие сейчас, но совершенно не востребованные в перспективе, тем более долгой.
Так, Сталин в первые месяцы войны превращался из теоретика и идеолога, для которого восторг перед собственной гениальностью, затмевал любую реальность, в прагматика, вынужденного считаться с тем, что есть. И он — пусть не так быстро — понял, с каким именно материалом ему приходится воевать. Это понимание было много раз им сформулировано примерно в следующих словах: у меня нет Гудерианов, которые могли бы побеждать умом, стратегией и малыми силами. Мы можем победить только, если сконцентрируем в точке соприкосновения с противником многократно превосходящие его силы. И победим, говоря цитатой, числом, а не умением.
Был, правда, еще один параметр, на который правильно рассчитывал Сталин; но о нем немного позже, а пока вернемся к Путину.
Со слабостями в его возможностях для противостояния Западу мы все более-менее знаем. Не было и нет конкурентоспособности, игра в долгую (типа развитие страны) для Путина — игра неинтересная. У него азарт, он хочет выиграть здесь и сейчас, поставив на зеро. Значит, надо искать то, что есть и что обеспечит перевес над сильным противником.
Такие преимущества у Путина имеются. И здесь возможности Путина не слишком отличаются от возможностей Сталина. Количество, пространство, украденное у Запада оружие (типа атомного, стратегического). И то, о чем Сталин сказал в своем знаменитом тосте: долготерпение имеющегося материала. То есть готовность его гибнуть, которая намного превышает ту же характеристику материала противника.
Вернемся к диспозиции. Вы поставили перед собой задачу выиграть, причем, не в отдаленной перспективе, а при вашей жизни, при вашем правлении. Конкуренцию в долгую вы, напомним, проигрываете, а выиграть для вас обязательно, хотя бы для того, чтобы подтвердить справедливость ваших мессианских притязаний. Вы избраны богом, дабы победить и возвеличить себя и свою страну. Значит, вы делаете ставку на то, что есть: а в наличии довольно-таки простодушная, наивная, легко поддающаяся внушению и шапкозакидательным настроениям огромная масса людей, которая, чего скрывать, привыкла гибнуть не за грош. И терпеть то, что потенциальный противник терпеть не может, по крайней мере, ни разу не пробовал.
Конечно, у этого материала свои критерии прочности, и совершенно не сразу он выходит на пиковые характеристики, то есть гибнет с радостью и безотчетностью. Ради великой победы, очевидной и головокружительной — это да. А вот при поражении, когда все вокруг панически бегут, гибнуть зазря — ищи дурака. Именно для этого, чтобы вывести социальный материал на необходимый уровень самопожертвования, Сталин придумал заградительные отряды (точнее, использовал это ноу-хау, найденное задолго до него, но не в таких тотальных масштабах). Бей своих, чтобы чужие боялись. Факт остается фактом: Сталину удалось закидать немцев трупами, победить их числом, сделать акцент на том, что отличало его позицию в сильную сторону. Количество потребного материала (почти безграничное, как, впрочем, и территория для маневра) и его способность гибнуть в массовых, промышленных количествах.
Та же позиция сегодня у Путина. Умные люди недоумевают, смеются на его наивной и обезличивающей пропагандой, над решениями, которые кажутся издевательскими и шутовскими, типа санкций против себя или уничтожение санкционных продуктов. Но это и не предназначено для тех, кто рефлексирует, кто способен ощутить ценность собственной позиции на фоне бесшабашной и примитивной пропаганды. А вот те, кто на стороне не очень отчетливо рассуждающего большинства, тот только подтверждает: Путин последовательно добивается своих целей, и логика в его действиях присутствует.
Дима Пригов (скажу для рифмы), снимавшийся у Германа в «Хрусталеве», рассказывал мне о показательной стратегии режиссера, который использовал такое бесконечное число дублей, чтобы актер как бы потерял способность к рефлексии и стал инерционным мягким пластилином в руках великого режиссера. Путин, безусловно, не гений, но логика игры с нулевой суммой, подвигает его на то, чтобы подготовить свой социальный материал к полной и легкой (насколько это возможно) гибели всерьез.
У Путина для победы над потенциальным противником не так-то много козырей. Но если внимательно следить за его руками, то последовательность действий становится все более отчетливой и логичной. Он готовит социальные массы к патриотической гибели — и делает это открыто, без отступлений, без возможности увидеть в его политике другую логику, кроме логики подготовки к последнему и окончательному сражению.
Путин, кстати говоря, не торопится, не суетится, он готовится к решающей цивилизационной схватке со всей старательностью вдумчивого кукловода. Его выигрыш — не технологический, а, говоря с излишней экспрессивностью, — психологический, ментальный, что ли. Задушить противника в смертельных объятиях. Профессор Мориарти на краю Рейхенбахского водопада, если упрощать до анекдота.
Потому, кстати говоря, он не прибегает к таким, казалось бы, напрашивающимся инструментам, как закрытие границ и репрессии. Он более заинтересован, чтобы те, кто в решающий момент своей рефлексией помешают соединению социального материала в суммарном импульсе готовности на патриотическую гибель, просто исчезли, вышли за границы. Репрессии же — слишком краткосрочный, энергоемкий и затратный ход, его можно будет применить (если это станет необходимым), но в самый последний момент. Скорее всего, если провалится план «А». Ведь Путин хочет победы не внутри (внутри он уже давно победил, пусть на время), а вовне.
Те, кто полагают, что последний решительный бой таит опасность для его инициатора, не учитывают возможности переждать Час Х (советские технологии и необозримые пространства для этого имеются). А риск — не то, чтобы благородное дело (чуждый, скорее всего, лексикон для клиента) — единственно возможное. Нет других инструментов, нет других способов для поиска победы, все давно построено в ожидании этой одноходовки.
Будет ли она? Возможно, это останется блефом, или Путин просто не успеет; возможно, у Путина просто нет других вариантов будущего. То есть, вообще нет будущего.