День памяти Кривулина

Сегодня, в день памяти Вити Кривулина, которого нет уже 23 года, я решил дать ссылку на свою давнюю публикацию, чего делать не люблю, ибо это и леность ума, и ошибка – перепоручать прошлому говорить от лица настоящего. Но мне просто ценно то, что в ней я собрал портреты трех близких мне людей и связал их быстрой темой ухода из жизни.

Иногда, как и многие, наверное, я с некоторой оторопью понимаю, что тех, кто ушел, уже намного больше пока еще играющих в эту игру. Однако ведь это не совсем так, никто никуда не уходит, просто чуть отдаляется, типа, выходит в соседнюю комнату что-то сделать, прочесть, поработать, вон он махнул на прощание рукой, сейчас вернется. Что не мешает диалогу. Напротив, ты получаешь время, дабы подобрать реплику, подумать о том, как переключить разговор на другое русло, если уже пора.

Но для меня именно Пригов, Алик Сидоров и Витя Кривулин – как бы главная опора моих воспоминаний; с каждым я проговорил тысячу часов, с Аликом, который был фундаментом для нас и такой огромной страховочной сеткой, выпил, наверное, сотни литров вина (он любил херес и пил его большими фужерами как воду). Кривулин казался немного лукавым, но мы старательнее всего прячем хорошее в себе, а он прятал чувствительность, борясь с ней по мере сил. Пригов умел формулировать абстрактные вроде бы вещи, которые другим не приходили в голову и казались неинтересными, пока он их не озвучивал. И то, что он делал это одновременно в стихах, а потом (или, наоборот, вначале) проговаривал с друзьями или писал для других, говорило о его умении играть на двух или более клавиатурах, как и свойственно интеллектуальным полиглотам.

Я помню, Алик Сидоров рассказывал о похожем опыте с Кривулиным, они вместе проводили лето в Старом Крыму у нашего общего приятеля, и Алик с удивлением вспоминал, как Витя, практически не разлучавшийся с ним в дневное время, ночью, у костра, читал ему стихи, в которых Алик узнавал осколки общих впечатлений или разговоров, вывернутых эпителием наружу. Или не наружу, а взятых иначе, переиначенных, пересобранных, пересданных как неудачный расклад в картах. Если бы здесь были черновики.

Теперь у них и Левка Рубинштейн, но я это не в том идиллическом смысле о друзьях на кучевых метафизических облаках, просто и он с той стороны, где ответы на вопросы можно только подозревать. Прислушиваясь к гулкой тишине, как к радиоэфиру с шорохом и треском помех.

Хотелось бы, конечно, повидаться, но второго сезона в этом сериале, кажется, не предусмотрено. Значит, только вспоминать: то есть подавать реплику и ждать ответа.

Добавление к рассказу о трех моих друзьях в день памяти Кривулина 2015