Деньги на ветер
У протестов по поводу издевательств над Навальным есть два измерения. Первое касается опыта несогласованного протеста (ворованный воздух слаще), а разрешенный протест в авторитарном государстве — это вообще какое-то 1 мая, или пся крев (в лексике поэта), или что-то вроде письма по прописям. Индукция, наведённое мужество, активированное Навальным, в некоторым смысле тот самый скорбный труд, который не пропадёт. Жестокую власть им не смести, но и в туне не исчезнет, а может копиться, как аккумулятор, заряжаясь от ненависти медленным зарядом.
Но и при всей симпатичности этой смелости и негодования, есть второе измерение, которое далеко не обнадеживает. Вообще у пессимизма в России куда больше оснований, чем для оптимизма, а здесь кажется, для прекраснодушия вообще нет места. Но это тот случай, когда подробности — не балласт.
Мирные и далекие от массовости, не знаю, арабских, вообще цветных революций, не могут поколебать власть. Они ей досаждают, что немало, они ее пугают (что приятно, но не всегда полезно): не пугай — делай, гласит зэковская мудрость. Но белорусский прецедент доказывает, что и массовость — далеко не гарантия успеха, если силы авторитарно-тоталитарной власти мобилизованы. А путинский режим начал готовиться к протестам двадцать лет назад, когда стал заигрывать с ностальгирующим по совку плебсом и когда последовательно экспроприировал все инструменты разговора с обществом и влияния на него: начиная от СМИ и кончая судами, парламентом и полицией (хорошо хоть ютуба тогда не было).
Как бы не впечатлил многих фильм про дворец Путина, десятки миллионов не просто зависят от режима, в том смысле, что кормятся от него. Эти миллионы имеют все основания подозревать, что слом режима будет катастрофой для их состояний и жизни. Да и жизни детей. И это далеко не только олигархи, депутаты Думы или пропагандисты на баснословном жаловании. Эти вообще смертники, и они это знают. Но резонные и возрастающие шансы опасаться имеют и миллионы силовиков и их семей, чиновников высшего и среднего звена, журналистов федеральных и не только каналов, а также бюджетники, замазанные в подтасовке выборов за долгое годы. И вообще в этой подтанцовке режиму вокруг Крыма и Донбасса.
Поставьте себя на их место. Предположите, что вам повезло или не повезло оказаться в номенклатурном или кадровом резерве путинского режима, вы сделали карьеру или рассчитываете на неё, и вот вам объявляют, что это не карьера, а преступление, и когда режим сметут, вы за все ответите сполна?
Бенефициары путинского режима — а это десятки миллионов людей — будут сражаться тем более остервенело, чем больше потенциально доказуемых преступлений в их анамнезе. А так как у страха плюс к этому и глаза велики, то буквально до последней капли далеко не рыбьей крови.
То есть не существует формы мирного протеста (за исключением такого его разворота, когда следующим шагом будет резня всех, кто в форме, списке Форбс или в справочнике Кремля и сотрудников Первого канала), который способен пошатнуть эти ряды. Не для этого их смыкали плотно двадцать лет, чтобы они расступились от первой же угрозы.
Что могло бы если не сдвинуть с мертвой точки это устойчивое равновесие, то сделать его не таким устойчивым? Простая, кажется, вещь. Чтобы на протест выходили не милые интеллигентные люди, в основном, студенческого возраста и опыта, а люди грубые, пьяные, небритые и злые. Чтобы вместе со студентами пошли рабочие, которые не столь охочи до манер, и не очень рассуждают в терминах причина-следствия. То есть, что мне будет, если я сделаю то-то и то-то. Как на самом деле происходит везде в европейских и американских городах, куда выходят не только заявить о правах на несогласованные демонстрации, а чтобы бить и крушить, уничтожая все на своём пути от ярости.
Но рабочих и тех, кого именуют простым народом, не слишком много на этих протестах. И понятно, почему: российские либералы, особенно правого извода, не слишком любят пролетарскую косточку, они наелись любовью к простым без извилин ещё в совке, и обращаются в основном к людям, ценящим такие абстракции как свобода, мысль, достоинство. Но это не тот слой, который совершает революции: вдохновлять — да, делать чёрную работу готовы другие.
Казалось бы, Навальный с его разоблачением коррупции близок к возбуждению социальной и классовой зависти и вражды, но близок — не означает, достаточен. Да, коррупционеров и лжецов нигде не любят, но между разоблачением коррупции и объявлением о том, как будут поступать с их состояниями в случае победы — дистанция огромного размера.
Может знает кто-то другой, но я не вижу иного способа разрушить путинский режим, перетащив на свою сторону реальное большинство, недовольное, безоглядное и не рефлексирующее, как объявить о пересмотре итогов приватизации, по поводу которой в обществе так и не появилось согласия. А значит, это то, что и способно обрушить путинский режим, привлекая к протесту тех, кто пока от него далёк, но ему необходим.
Два соображения одинаково банальны, но при этом не одинаковы. Нет в мире массовых политических движений, которые бы не использовали одну из главных утопий нашего времени — социальную или национальную. Национальную (в русском варианте — имперскую) в полный рост использует власть. Ей можно противопоставить только антагонистическое — социальную утопию, идею социальной честности и справедливости. И, конечно, наказания виновных.
Нет других новаций для политических движений, претендующих на победу, но если хотите найти что-нибудь русское в этой складке, вспомните, что на протяжении столетий русская интеллигенция прокламировала заботу о тех, кому хуже и кто беднее. Да этот самый пролетарий в красном углу советской пропаганды навяз у всех в зубах ещё в той жизни, но ведь этот пролетарий был точно так же обманут, как и многие другие. Государство только назвалось пролетарским, рабоче-крестьянским, общенародным, но никогда им не было, как не было профсоюзов для защиты рабочих и паспортов у колхозников.
Не вижу другого пути, как вернуться к идеям социальной справедливости и покарать путинский режим и его бенефициаров руками тех, кого они обманули не меньше, чем интеллигенцию. Шампунь и кондиционер в одном флаконе: то, что называется нравственность, и почти одновременно — прагматизм. Хотите победы, выводите рабочих, без них — как пиво без водки: деньги на ветер.