Выбрать страницу

Эхо и пропаганда

Попытаюсь объяснить, почему у меня вызывают претензии практически все отклики медийно активных российских оппозиционеров на войну в Украине и почему это — пропаганда, только кажется, что помогающая Украине. И вообще находящаяся на светлой стороне.

Если использовать физическую аналогию, то это напоминает голос в пустом гулком помещении. Голос не просто мгновенно обрастает эхом, он зависит от эха, ориентируется на него, но в результате голос оказывается не чистым, а наполненным отражениями. Именно с прицелом на эхо многие медийные персоны и популярные аналитики делают громкие заявления, проталкивая информацию, почти полностью цензурируемую, зависящую от эха, подспудно, как гарнир к громким заявлениям.

Эти заявления концептуально тяготеют и близко приближаются к двум полюсам: пророчеству скорой гибели Путина, путинского режима, России, ее общества, оказавшегося неспособным остановить продвижение к власти маниакального и жестокого агрессора и либо безвольно подчиняющегося ему, либо поддерживающего его агрессию, его имперскую политику и стремление подчинить Украину. Сама Украина при постоянных свидетельствах жестокости российских войск, подаваемых на фоне не менее постоянного высмеивания просчетов, ошибок, бездарного командования, предстает мужественной, сплоченной в едином порыве отстоять свою независимость, освободить ее от оккупантов, олицетворяющих мировое инфернальное зло, преграду которому поставила Украина, ведущую войну за всю Европу. Ибо, взяв Украину, Путин обязательно двинется дальше.

Так как эхо требует гулкости и полюсов, то полюсу абсолютно черного и беспросветного зла противостоит полюс света и добра.

Теперь попытаемся объяснить, почему медийный голос российской оппозиции (выражение дурацкое, суммирующее подчас синее с соленым, но как первое приближение может сгодиться) стремится к гулкости, столь зависим от эха, на эхо ориентируется и оказывается голосом полным напластований, отражений, весьма далеких от объективной реальности (это тоже одна из фикций, но довольно-таки распространенных). Россия – действительно агрессор, она действительно аннексировала Крым и часть Донбаса в 2014, она действительно ведет войну варварскими, жестокими методами, очень часто близкими к военным преступлениям (что может определить только суд), но даже по нефильтрованной информации этих военных преступлений много, и жестокость явлена практически открыто. Поэтому протестовать против агрессии России и поддерживать Украину как жертву агрессии вполне логично. И это, казалось бы, весомая причина для голоса в гулком пространстве.

Если уточнять физические обстоятельства этой гулкости, то нельзя не обратить внимание на то, что российские критики путинского режима и его агрессии обращаются не к абстрактному пространству, а к вполне конкретному пространству социальных сетей. Частью которого являются и эмигрировавшие либеральные российские ресурсы, и размножившиеся ютюб-каналы, и популярные телеграмм-каналы. Они все оказываются частью русскоязычного интернета, используемого не только как инструмент  создания и потребления контента, но и влияния на него.

И несложно увидеть, что доминирующую роль в создании отклика, эха на публикуемый контент играют, прежде всего, русскоязычные украинцы, которые только в своих внутренних практиках требуют запретить или ограничить использование русского языка в медийной, информационной и культурной сфере, но в пространстве соцсетей на русском языке играют доминирующую роль, заметно превалирующую над реакциями русскоязычных россиян. На любое уточнение или возражение, хотя бы отдаленно критикующее практики украинских властей, мгновенно появляется цензурирующее и блокирующее неудобную информацию эхо. Приемы, применяемые для блокировки всего, что имеет даже отдаленный критический оттенок, просты, но действенны. Как вы имеете право судить жертву и агрессора по одним законам? Как вы смеете поднимать голос, если еще не отмылись от вины за соучастие в преступлении, которое санкционировали или не могли остановить?

И при понимании российской аудиторией, что на ней, даже если она представляет собой оппозиционную путинскому режиму силу, лежит весомая часть ответственности за жестокую войну, голос русскоязычных россиян неслучайно негромок, ибо их позиция, даже полученная невольно, как в дар от обстоятельств, убога.

И поэтому сама диспозиция информационного или аналитического вещания, обращенного к русскоязычной части интернета, предполагает ориентацию на эхо, которое модулируется эмоциональными украинскими предпочтениями, принимающими только пророчества гибели путинского режима, бездарности его военачальников и постыдной безвольности российского общества. Как и воспевание мужества украинских воинов, неминуемой победы Украины и исключительно восторженного, позитивного отношения к любым аспектам украинской политики, так как Украина жертва.

О результате уже было сказано: любой голос, претендующий на внушительное эхо, оказывается полон отражения и наслоений, порой уже не отличимых от голоса. И для его идентификации либо необходима трудоемкая операция дешифровки, вызволения из суммы отражений изначальной информации, претендующей (если она, конечно, претендует, что далеко не всегда) на стремление к тому, что именуется объективным информационным или аналитическим сообщением. Что задача трудная и неблагодарная, концептуально похожая на дешифровку газет Правда и Известия в советскую пору, для вызволения из пут цензуры авторский мысли и реальной (еще одна фикция) информации.

Те, кто скажет, что во время войны любая информация превращается в пропаганду, правы лишь отчасти: и здесь опять же многое зависит от аудитории, к которой обращается или вынужден обращаться журналист или аналитик. И от его стратегии, от стремления привлечь к себе любовь пространства, к которому он обращается, или остаться в рамках дистанцирующейся от пропаганды гулкости.

То есть понятно, что авторы американских или европейских сми, как и аналитических ресурсов, куда свободнее от контролируемого украинскими эмоциональными реакциями русскоязычного интернета. Они не свободны от множества других вещей типа редакционной политики, доминирующих в обществе мнений и прочего, что на самом деле куда более весомо, чем это видится со стороны.

Что же касается голоса в русскоязычном пространстве интернета, то выбор между взвешенным или пропагандистским голосом, практически единогласно сделан в пользу последнего. Это как бы правила игры: либо ты потворствуешь доминирующему эху, либо практически молчишь, а если говоришь, то шепотом.

Теперь почему пропаганда – это плохо. Да, психотерапевтическая ориентация на господствующее эхо, на тяготение к полюсам добра и зла, агрессора и его жертвы, которая хотя и жертва, но потенциально сильнее агрессора, что обязательно проявится в недалеком будущем, понятна. Однако любой нечистый голос (здесь почти нет идеологической составляющей, преимущественно информационная) плох и вреден. Потому что неточность, необъективность (то есть стремление к этим на самом деле размытым, но употребительным понятиям) ошибочна, ибо вместо попытки воссоздания в информационном пространстве проекции, в той или иной степени приближающейся к тому, что именуется реальностью, воссоздается приятная, употребительная, с радостью потребляемая иллюзия, которая рано или поздно оказывается фрустрирующей и неправильной.

Потому что информационное пространство это пространство дополнительной ментальной, интеллектуальной координации. И если вы создаете пространство вымышленное или склоняющееся в вымышленную сторону, то интеллектуальное и ментальное равновесие получает как бы подножку. Подножку замедленного действия, проявляющегося не обязательно сейчас или завтра, но проявляющегося обязательно, ибо информационная реальность – это такая же реальность (при всей куче оговорок), что и другие.

Если говорить о чем принципиально умалчивают русскоязычные спикеры оппозиционного извода, то это на самом деле почти все, за исключением почти непреложного факта самой агрессии России против Украины, оккупации ею украинских территорий и жестоких методов ведения войны, близких или совпадающих по контуру с военными преступлениями. Но сама Украина, ее военные и государственные практики, оказываются фигурой умолчания. И получается очевидный перекос: если вы сообщаете о числе потерь с российской стороны, подчас не подлежащих проверке и во многом фундированных пропагандистскими интересами, но умалчиваете о потерях собственных или сообщаете практически столь же недостоверные и непроверяемые цифры, то это один из примеров пропагандистского вещания.

Если вы говорите о жестоком обращении с пленными украинцами, но совершенно не раскрываете информацию по отношению к российским пленным (что приравнивается почти к государственной тайне), то и это не информация, а пропаганда. И нужно обращаться к американским или европейским сми, чтобы узнать и о расстрелах российских пленных, и о жестком к ним отношении, в том числе пытках. Очень может быть, что в процентном отношении, число пыток и вообще военных преступлений в российском случае намного выше того же с украинской стороны, но без достоверной информации, принципиально скрываемой, об этом можно только гадать.

Если вы высмеиваете мобилизационные потуги российской армии и плохого обеспечения российских войск, именуемых исключительно как пушечное мясо, но при этом тщательно скрываете информацию об отношении к мобилизации в украинскую армию, дабы создать ощущение единства и сплоченности украинского общества, то разрушительными и дискредитирующими оказываются даже заявления главы украинского Генштаба о необходимости ужесточить законодательство относительно уклонения от призыва, что остается только интерпретировать как серьезную проблему с мобилизацией в Украине, далекой от пропагандисткой картинки.

Если вы постоянно говорите об обстрелах гражданских зданий российской армией, что является военным преступлением, но категорически отказываетесь признать обстрелы гражданских зданий в том же Донецке, о чем периодически сообщает глава CIT Руслан Левиев, несмотря на неодобрительный гул, пытающийся заглушить его слова.

Если вы расследуете преступления против гражданского населения, совершаемого российской армией, но скрываете постоянно проводимые жестокие зачистки со стороны украинской армии на вновь освобожденной территории за почти любые факты сотрудничества с российской администрацией, то и это та односторонность, очень близкая к фальши (при более чем тщательном подборе этого заведомо неточного и слабого слова).

В конце концов, война, в том числе освободительная, против жестокой агрессии ведется за людей, а не за землю без них, и просто уничтожать или объявлять вне закона тех, кто не согласен, столь же близорукая позиция, в которой часто и справедливо упрекают Путина. Десять лет назад за Януковича, каким бы мерзким он ни оказался (или просто был), проголосовала половина Украины, и если не все их них занимают сегодня ура-патриотическую позицию, демократичная власть способна на различение, которое сегодня слишком редко демонстрируется.

Результатом оказывается почти тотальное превращение информационной  и аналитической картины войны в пропаганду, искажающую реальность (все оговорки были сделаны). Если вернуться к физическим аналогиям, то это похоже на использование микроскопа для рассмотрения с максимальным приближением российской стороны и телескопа для оценки действий стороны украинской. Но микроскопа и телескопа не просто увеличивающих или укрупняющих изображение. Но и использующих фильтры. Искажения, умножения, затемнения и дисперсии при микроскопическом исследовании. И высветления, наделения теплыми успокаивающими тонами телескопа, который мигрирует с изображения, в той или иной степени близкой к реальности, но чаще наводимого на заранее оговоренные и подготовленные сегменты: на вымышленную реальность, удобную в виде замещения той, которая принципиально скрывается.

В минусе не только тотальная потеря репутации, что трудно списать даже на военное время, потому что тяга к упрощению – есть концептуальный порок. Но и создание вместо поля военных действий с его взаимной жестокостью (не определяемой, кто жертва, кто агрессор, потому что человеческие свойства расположены по большей части вне идеологии), а пространства интеллектуальной и ментальной координации, в которой опоры и перила оказываются вымышленными. Или вымышленной в той или иной степени, которая (степень) точно так же скрыта, как и все остальное. И остается только гадать, какими последствиями обернется рано или поздно выход из психотерапевтической удобной ситуации, в ситуацию, более приближенную к именуемой реальностью.

И надежда, что война все спишет, что победа (мы за ценой не постоим, а надо бы) – оправдание лжи и преувеличений, как и безвольной ориентации на гулкое эхо, — фикция. Война вполне может оказаться поражением, если не на военном фронте, то на интеллектуальном и репутационном. О психологическом и культурном умолчу.

Персональный сайт Михаила Берга   |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены  |   web-дизайн KaisaGrom 2024