Новый замах
© Дело, 2007
Оригинал текста: http://www.idelo.ru/475/7.html
В России любят плохую власть. Жестокую к народу, немилосердную, лицемерную, мстительную. И чем более она жестока и лицемерна, тем больше любят.
И, напротив, презирают тех, кто дает народу поблажку и свободу, кто не решается казнить за насмешку, кто простофиля, тюфяк, а не Хозяин. Даже если свободу дал невольно, а потом очень хотел отобрать обратно. Раз дал — держись. Нельзя с нами этак, забалуем. Лучше так: бей своих, чтобы чужие боялись. Поэтому не милы Ельцин, Горбачев, Хрущев, а милы Грозный, Сталин, Путин.
И российская власть знает свой народ и делает все, чтобы ему понравиться: лишает его свободы, к его, народу, собственной радости. Причем лишает осознанно, целенаправленно, не отступая ни на шаг назад. Чтобы власть над народом была крепче и чтобы народ крепче власть любил.
И что остается делать тем немногим, кто не любит жестокую власть, кто не хочет быть ребенком-несмышленышем при суровом и всезнающем Папе? Им остается жестокое удовольствие, почти садо-мазо — следить за тем, как уровень свободы становится все ниже, а сама свобода все жиже. Но разве можно увидеть понижение уровня свободы, как говорится, до градуса или полупроцента? Про градус или проценты не скажу, но то, что на прошедшей неделе уровень свободы в РФ упал значительно ниже ординара предыдущего времени, это точно. Потому что власть замахнулась на то, на что еще не замахивалась.
А на что она не замахивалась? На журналиста замахивалась? Замахивалась. С этого новые времена и начались, с того, что одного журналиста научили, как свободу любить. Сначала похитили, потом, когда все по непривычке заволновались, устами самого главного сказали: не волнуйтесь, найдется. И действительно, нашелся, но урок — как предоставлять микрофон врагам нашим — получил, гаденыш. Дальше был разговор короткий, разговор в одну калитку, потому что дорожка была уже указана.
Дальше надо было вообще лишить микрофонов всех тех, кто не понял, куда направлен вектор несвободы. Видели НТВ — и нет его. И одновременно есть. По названию есть, а по желанию спорить с властью — нет. И «Итогов» нет (я имею в виду журнал «Итоги»), как нет и его преемника — «Еженедельного журнала», как и тех журналистов, которым мало было уроков, достаточных для многих. Когда власть уже почти на всю ивановскую размахнулась от всего плеча.
А на бизнесменов замахивалась? Смешно говорить — еще как! Даже фамилии лень приводить — так их много, — тех, кто не сразу понял, что их уже никто не защитит, если они не только о деньгах, но и политике будут думать. А если о политике не думать, то никто не замахнется? Ерунда все это — нет такого правила, чтобы на тех, кто руки по швам держит, не замахиваться. Потому что власть у нас любят не только жестокую, но и жадную. А жадная власть — это какая? Это такая, которая всем вокруг грозит, а если увидит чужую игрушку, закричит: хочу ее, отдай! А если не отдашь, тогда как замахнусь!
А на народных избранников власть замахивалась? А то. Как на них не замахиваться, если иначе народ не поймет, что его свободы лишают и власть за это страстно любить не будет? Были выборы губернаторов и нет их — не доросли! Зато рейтинг-то, рейтинг-то как растет, только успевай поливать, то есть свободы лишать.
Власть помнит, как большой знаток народной души как-то давал отповедь нашим злопыхателям из-за заграницы: мол, злопыхатели говорят, что у нас нэт уже любви между партией и народом. Мол, расстрелами врагов народа подорвана эта искренняя любовь. Нэправда это. Вот расстреляли мы врагов народа Зиновьева, Каменева, Бухарина. Потом провели выборы, и за нашу партию проголосовали 99 целых и 83 сотых процента наших избирателей. Потом мы расстреляли врагов народа — Блюхера, Тухачевского, Уборевича. Провели выборы. За нашу партию проголосовали 99 целых и 85 сотых процента наших избирателей.
Вот, а ты говоришь, Сталин народ наш не знал: знал, еще как знал. Потому и не боялся на него замахиваться. Хотя, конечно, и в лицо сахарно хвалил. Мол, наш советский народ — самый лучший народ в мире, самый добрый, самый умный, самый храбрый. А потом как замахнется, так что шапка сама до ушей проваливается.
Да, но на прошедшей неделе власть замахнулась на то, на что раньше не замахивалась. То есть при Сталине замахивалась, а при Путине еще нет. На писателя. На самого обыкновенного писателя, как ты, да я, да мы с тобой. Даже на двух. Один роман написал «Рейдер», и его обвинили в клевете на правоохранительные органы. Другой две публицистические книжки издал — «За родину! За Абрамовича! Огонь!» и «Нелюбимая страна». Причем не сегодня написал и издал, а два года назад. Но два года назад власть еще на писателей не замахивалась. А теперь подумала, подумала — и замахнулась. Потому что до выборов всего ничего, а если своих не бить, то кто тогда из непуганых за нас голосовать придет и где 99 целых и 89 сотых взять? То-то. Вот так на прошлой неделе власть и позвала писателей Павла Астахова и Андрея Пионтковского к барьеру.
И если кто-то скажет: да мало ли, тоже мне фигура — писатель, шелкопер проклятый! То я скажу: не замай, не в писателе дело, а в принципе, в уровне этой самой несвободы и любви. Потому что здесь наша российская власть последовательна и целенаправленна: если раньше на писателей не замахивалась, а теперь замахнулась, — значит, пришел их, писательский, черед, пусть не великих человечков, но все же. Просто таков, следовательно, у нас теперь уровень свободы. Писательский. Ну и уровень любви, конечно.