Магия слова как источник лжи путинского режима
Многочисленные попытки объяснить войну, начатую Путиным в Украине, и поддержку этой войны бОльшей частью общества очень часто приводят к обвинениям режима в архаичности. Типа, Путин ведет политику и строит государство по выкройкам прошлого, от прошлого века до чуть ли ни средневековья. Неслучайно сам Путин и его идеологи очень часто упоминают традиционные ценности и находят себе сторонников среди правых политиков в других странах и вообще последователей правых, консервативных ценностей.
Но я хочу обратить внимание на одно обстоятельство, которое отличает наше время от времени прошлого: это принципиально иное отношение к слову, которое обозначалось тенденциями литературоцентризма (словоцентризма) в культуре. И если посмотреть на ситуацию с этой точки зрения, то можно обнаружить, что путинская эпоха – это в том числе попытка реанимировать словоцентризм в ситуации, которая его, казалось бы, окончательно похоронила на предыдущем этапе.
О чем речь? Вот Путин начинает войну в Украине и сразу же требует запретить слово война, а именовать свою агрессию специальной военной операцией. Казалось бы, какая разница, что меняется от названия? Но для путинской пропаганды это принципиально, что выдает в ней веру в магию слова: как явление обозначить, озаглавить, таким оно и будет. Как корабль назовешь.
И, как получается, с точки зрения своего ядерного электората, который называют иногда глубинным народом, это вполне работающее предположение: если послушать фрагменты интервью случайных прохожих на улице, то они чаще всего, поставив перед составом паровоз с утверждением: мол, это мое мнение, повторяют дословно и даже интонационно слова пропаганды.
Вот патриарх Кирилл (а вместе с ним и сонмы пропагандистов) уверяют, что Россия никогда не начинала войны – это удивительно (сам комментирует свои слова патриарх), и хотя нет никакого труда выяснить, что это — ложь, что Россия, за исключением нескольких войн, почти все начинала сама, это утверждение становится рифмой, организующей сознание путинского патриота. Россия никогда не начинала войны, она только отвечала, — с подъемом повторяют агитационную ложь те, кто поддерживают действия России в Украине и далее везде. И это принципиально.
То же самое касается формулы начала войны: как всегда в таких случаях Россия утверждает (а Лукашенко доводит это до абсурда), что это Украина готовила нападение на ДНР и ЛНР (в расширенном варианте – на войска России и Беларуси, проводившие учения). А дальше все та же вроде как страшно наивная, но очень популярная песня о бактериологических лабораториях по границе с Россией, о разработке генетического оружия и так далее. И никакого противоречия с утверждением об одном и братском народе, и, значит, оружие было самоубийственным. Как и вообще нереальность создания генетического оружия даже в отдаленной перспективе.
Или вот министр иностранных дел Лавров в интервью Би-би-си утверждает, что резня в Буче – инсценировка западных спецслужб, и, мол, даже газета Гардиан признала, что большая часть погибших в Буче погибла от осколочных ранений. А когда британский корреспондент припирает Лаврова к стенке, тот переводит стрелки и задает риторический вопрос: а почему вас не интересовало, что Украина при поддержке Запада уничтожала русских на Донбассе, вы когда-нибудь бывали там? Но и ответ корреспондента Би-би-си: мы десятки раз запрашивали руководство ДНР о возможности приехать и провести свое расследование, но нам неизменно отказывали или не отвечали, не сбивает Лаврова с выбранной линии: мы говорим правду, и на ваше слово – наше слово.
И хотя, понятно, дело далеко не в словах, потому что о массовых убийствах в Буче есть множество видеосвидетельств и результаты международных расследований, линия защиты путинских пропагандистов выбрана: на наше слово – есть ваше слово, но наше ничем не хуже, а вашим международным судам и расследованиям мы не верим, они танцуют под дудку НАТО.
Казалось бы, какая разница, причем здесь словоцентризм? А в том, что российская власть, действительно архаичная, верит, скорее всего, в магию слова, в то, что слово нельзя опровергнуть иначе как другим словом, но здесь кому больше верить. И русская власть знает, что ее слову верит глубинный народ, та большая часть общества, которая поддерживает традиционные ценности на великодержавной воздушной подушке. И главные среди них – не столько ксенофобия, хотя и ксенофобия; не столько гомофобия, хотя и гомофобия; но, прежде всего, вера в слово, как в истину. Как в свидетельство авторитета, потому что при ситуации, когда слово на слово, кирпич на кирпич, верят тому слову, которое более авторитетно. Которое более Ильич. А собственная власть – наиболее авторитетный словотворец, который побивает чужие слова и чужие языки: даром что ли старинный синоним слова язык – народ.
То есть та ложь, которая, помимо последовавшей за ней кровью, повязала воедино русскую власть и подвластный ей язык, это приговор архаичности как власти, так и патриотической части общества. В культурологическом смысле начатая Путиным война – это еще война за литературоцентризм, отмененный во всем цивилизованном мире, в том числе и почти отменный в Россией вместе с первыми подснежниками демократии, но, как выяснилось, не полностью. И то, что мы наблюдаем – реванш, реванш архаики, реванш традиционализма и консерватизма, но формой лжи не случайно выбрано слово. Очевидно, Путин и его советники, трезво оценивая ситуацию, понимали, что не в состоянии противостоять более современным обществам современными же средствами. И погрузили первоначально свое общество в архаику, дабы ложь, упакованную в священное русское слово, труднее было опровергнуть. Понятна связка: сакральная власть, которая как бы от бога, порождает сакральные слова. И дабы сохранить, сберечь эту власть от конкуренции, в которой можно и проиграть, власть сакрализирует себя и свои слова вместе с нею.
Понятно, что ложь может быть и в видеоформате, но он дороже и как бы изысканнее, что ли. А русская власть знает свою клиентелу, и лучше проводить мобилизацию дедовскими способами, что и проделывается. Одновременно проделывая огромную дыру в будущем и будущем культуры, но здесь, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.