Мифы о Путине
Пока одни эксперты и публицисты по старинке продолжают обещать скорый крах путинской экономики и путинского режима, другие перешли на новую клавиатуру и, упрекая во всем Запад, боящийся непредсказуемой России после Путина, со скорбью и сожалением утверждают, что Путину и его власти ничто ровным счетом не угрожает. Мол, путинская экономика успешно преодолела большую часть санкционных трудностей и, хотя в долгосрочной перспективе российскую экономику ожидает неизбежная стагнация, в ближайшем будущем у России нет никаких неразрешимых проблем.
Понятно, почему многие продолжают предрекать Путину скорый крах — среди их аудитории весомую часть составляют украинцы, а им до сих пор требуется психотерапия в виде обещания скорой победы. Но и те, кто почти в унисон заговорили о том, что экономические санкции не способны повлиять на авторитарный или диктаторский режим в принципе, просто активировали другой слой не менее востребованных суждений. Хотя до недавнего момента точно так же обещали Путину и его режиму скорую или медленную смерть. Помните аргументы, типа: у России даже красок своих нет, поэтому автомобили они выпускают только черные и белые. Черно-белые.
Почему я считаю и первых, и вторых конъюнктурщиками? Просто вторые быстрее переключаются между разными частями клавиатуры, а первые, добившись массовой аудитории на проверенных катастрофических прогнозах, предпочитают доить аудиторию до последней капли.
Однако сегодня дело совсем не в Путине, не в том, двойник за него играет или он сам, о Путине надо было думать в начале нулевых, когда он еще не развернул свои меха, а только разворачивал. Но тогда большинство сегодняшних критиков и оппонентов Путина предпочитали не раскачивать лодку собственного благополучия, которую схемтично можно представить так: зарабатывать деньги при/на путинском режиме и осторожно критиковать его для вплетения в свою прическу выгодные яркие нити отстранения и оппозиционности, что было в моде.
Вот сегодня многие оппозиционеры эмигранты насмешливо или язвительно высказываются о намерении Андрея Нечаева стать кандидатом в президенты России, справедливо видя в этом конформизм, востребованный властью, возможно нуждающейся в создании иллюзии честного соревнования. Но посмотрите на позицию этих критиков в нулевые да и после — они практически все (может, за немногим исключением, типа, ФБК) были такими же Нечаевыми — соединяя вроде как хрестоматийно правильные либеральные речи с конформизмом там, где он касался возможности сотрудничества с режимом и зарабатывания на этом денег.
Банальной критикой Путина проблему свержения его режима не решишь, надо строить политические оппозиции, способные сегодня вызвать сочувствие и интерес у нынешних россиян. А именно этого многочисленные и видные политэмигранты избегают со всей возможной тщательностью. То есть собираются, конечно, на форумы и съезды, но, кроме критики того же Путина и призывов объединяться, дабы быть готовыми перехватить власть, когда путинский режим рухнет, ничего нет. И нет по одной и простой причине — никакой партийной и идейной новой платформы у этих в разной степени способных публицистов и критиков Путина нет. Если бы они создали партию, то выяснилось бы, что по своей политической и экономической позиции эта партия ничем не отличается от путинской, разве что там, где у Путина — патриотизм и великодержавие, у либералов бы стояло гордое слово свобода.
Но для российского избирателя это неинтересное предложение, даже если ему надоест путинский милитаризм и империализм, он все равно не проголосует за непатриотический, невеликодержавный вариант правой партии, потому что он для них ничем не лучше путинского. А хуже.
Но у российских политэмигрантов нового предложения нет (потому партия и не создается), они, грубо говоря, хотят просто пересидеть Путина, а когда он навернется, апеллировать к мнению тех мифических 15 или 20 процентов якобы либерально ориентированных избирателей. Когда вас ждать, всегда вас ждать, и не дождаться? Только ждать.
В то время как единственно новое предложение, которое могло быть услышано, это не праволиберальное, а леволиберальное — с критикой процессов приватизации, бесчестно нажитых ещё в 90-е состояний и пересмотра происхождения всех крупных капиталов, возникших сначала при Ельцине, а потом при Путине. Но на это политические эмигранты последней волны пойти не могут: они так же, как и Путин, опираются на крупный капитал, только не тот, который сегодня у кормушки, а тот, что оказался от нее отодвинут. Но именно крупный капитал платил и платит им за их медиаресурсы, образовательные и культурные программы: платил в России и продолжает платить в эмиграции. И кусать руку кормилицы своей, за неимением другой, самоубийственно, лучше оставаться политическими импотентами, но на привычной ренте, а не на голодном пайке.
В качестве доказательства сказанного я проанализирую один знаковый доклад, сделанный на недавно прошедшей конференции ресурса «О стране и мире». Я имею в виду первый доклад, сделанный одним из наиболее вменяемых сегодняшних аналитиков Кириллом Роговым. Я по разным причинам ценю его склад ума и способ формулировать, я даже склонен прощать его косноязычие (немного странное для филолога), но в рамках презумпции доброжелательности я склонен и это косноязычие интерпретировать как стремление представить неподготовленную и естественную речь, соединяющую аналитический и разговорный языки, что всегда ценно. То есть мне нравится то, как подчас Рогов формулирует и какими интеллектуальными ресурсами пользуется, мне только куда более спорными представляются выводы, к которым он приходит. Процесс как бы нравится, результат – нет (или не всегда).
Посмотрим на его доклад, который был озаглавлен «Четыре мифа о России: почему не надо смотреть на Россию глазами Владимира Путина». Что можно понять, что анализируемые мифы – это мифы или удобные для Путина идейные конструкции, которые Рогов и разоблачает. Однако уже беглый взгляд на тезисы доклада вызывает ощущение противоречия, одним из мифов, разоблачаемых Роговым, является утверждение, что окно возможностей откроется, когда Путин умрёт, а Рогов утверждает, что делать тогда что-либо будет поздно, и это справедливо, но вряд ли является мифом или взглядом Путина на Россию. Это же касается и других трех мифов, они что угодно, но не взгляды Путина, а скорее, взгляды идейных противников Рогова, которых он не очень ловко пытается дополнительно дискредитировать, приписав эти взгляды Путину.
Но посмотрим по существу на эти мифы. Начну не по порядку, а с того, что звучит более-менее здраво. Так, анализируя миф о русском империализме, Рогов утверждает, что, конечно, влияние идей русского империализма на российскую историю и политику отрицать невозможно. Но этот русский империализм – совсем не такой, каким может показаться, если рассматривать его в качестве подстрочника политики Путина. В частности, идея о необходимости расширения империи за счет захвата новых территорий не была популярна в русском обществе. Куда популярнее было обратное, что фиксировал, например, лозунг «Хватит кормить Кавказ», что Рогов интерпретирует, как принципиальный отказ от новых территорий в пользу более рачительного отношения к старым. Возразить здесь можно только то, что «хватит кормить Кавказ» — это лозунг ельцинской и ранней путинской поры, а вот при зрелом путинизме таких лозунгов уже слышно не было, как и массовых протестов против аннексии Крыма, Донбасса вплоть до сегодняшней войны против Украины.
Но, по меньшей мере, это соображение не лишено остроумия, чего не скажешь о двух других мифах. Они как бы связаны, как расширение и уточнение, и их можно рассмотреть в одной связке. Первое утверждение: настоящее – не следствие прошлого. То есть следствие, конечно, но не неизбежное следствие. Рогов рассматривает два как бы конкурирующих процесса: националистический, великодержавный тренд путинской политики и развитие модернизационного городского класса, у которого структуры потребления и ценностей привели к запросу на либерализм. И хотя путинский консервативный поворот в результате победил, но, по мнению Рогова, эта победа не была предрешена, не была неизбежной. И в любом случае, даже потерпев поражение, модернизированный городской класс никуда не исчез, как и его запросы, на которые и стоит сегодня ориентироваться.
Однако центральный мифом, ради которого Рогов и заморочился с этой операцией деконструкции, является миф о пресловутых 90-х. Это старая идея Рогова по оправданию ельцинской элиты и системных либералов, с которых Рогов пытается снять ответственность за явление Путина. По Рогову утверждение, что именно неудача 90-х и их реформ привели к власти Путина, принципиально неверно. Да, в 90-е не удалось построить демократическое общество и вменяемый рынок, но это является не следствием ошибок, а объективным процессом. Никому не удалось избежать ошибок, и почти никому не удалось построить демократию, за исключением трех балтийских стран, подхваченных Европейским союзом, а почти во всех остальных бывших советских республиках после периода метаний возникли олигархические и авторитарные версии имитационных демократий, в конце концов опять вернувшихся к авторитаризму. А раз так, то и не имеет смысл валить все шишки на проклятые 90-е, что по меньшей мере, ошибочно, с точки зрения партийного строительства. Если вы полностью отвергаете прошлое и прошлых демократов, вы всегда начинаете сначала и теряете все то хорошее, чем это прошлое обладало, в частности партийную политику.
Это утверждение почти в той же степени спорно, в какой и неверно. Да, в 90-е все допускали ошибки, но главная ошибка российских 90-х была приватизация, которую ельцинские реформаторы провели совершенно не так, как эта приватизации проходила в трех балтийских странах, и в странах бывшего социалистического блока в Восточной Европе. Дабы не вдаваться в подробности отметим хотя бы максимально прозрачный характер проведения процесса приватизации (а вместе с ней и реституции, что тоже принципиально), в отличие от максимально закрытой и непрозрачной процедуры приватизации в России. Эта закрытость была онтологической, так как власть хотела контролировать тех, в руки кого бывшая народная собственность попадала, таким образом формируя лагерь своих, из себя и близких.
В то время как приватизация в балтийских странах и странах бывшей народной демократии была настолько непротиворечивой и прозрачной, что смена власти, скажем, правых на левых, не вызывала никаких (за ничтожным исключением) претензий и скандалов с процедурой приватизации. Поэтому в этих странах не возник институт олигархов, не возникла огромная разница между богатыми и бедными, к приватизации были допущены иностранцы, что только повышало прозрачность и честность приватизационных процедур. В то время как в России все было наоборот, максимальная закрытость, кулуарность, передача собственности бесплатно или с минимальным и символическим выкупом, получение огромных частей собственности под столом, с помощью так называемой ваучерной приватизации (две волги, две черные волги), а потом и залоговых аукционов. Именно это привело к тому, что власть, уже ельцинская власть не могла позволить себе быть сменённой легально и на выборах, ибо тогда бы возникла неизбежная тема пересмотра итогов приватизации, и именно это, а ни что другое привело за ручку Путина.
Понятно, почему Рогов в очередной раз пытается отбелить репутацию ельцинских реформаторов, между ними и сегодняшними критиками путинского режима не просто родственная связь, они отцы и дети одной семьи. Но главный вопрос другой: возможно ли построение честной, а не имитационной демократии и вменяемого рынка без пересмотра итогов приватизации, по поводу которой в обществе – не смотря на бури и войны – остается консенсус как бесчестной и несправедливой? Мой ответ: нет. Если бесчестность не будет извлечена из фундамента, русский капитализм останется нарицательным, как капитализм дикий и общество без будущего.
И последнее, касательно позиций сегодняшних путинских критиков, у них не будет никаких шансов на власть, пока их различие с путинским режимом не станет принципиальным, как разница между правым либерализмом, который долгие годы отстаивал Путин, и леволиберальным, который пусть его теснят сегодня правые и ультраправые во всем мире, единственный чистый горизонт будущего для России без Путина.