Мужчины против женщин

Любое событие – кому событие, кому повод. Убийство французского учителя уже не первый день используется комментаторами для усиления своих позиций. Так как убийца – этнический чеченец, очень молодой человек, мусульманин, эмигрант, мужчина и слетевший с катушек исламист, то несложно заметить, кто именно и что именно педалирует. И почему.
Европейские комментаторы по большей части делают акцент на молодости и воинствующем исламизме (позиция 2 и 6), молодость – это ветер в голове и пластичность по отношению к сильному давлению (особенно в социально слабой позиции), а исламизм, исламский фундаментализм – известный противник, которому можно и нужно противостоять.
Наиболее популярная комбинация у наших бывших и настоящих соотечественников (позиции 1, 3, 4). Делать акцент на национальности, конфессии и эмигрантском статусе предпочитают те, у кого априори есть претензии к мусульманам и исламу, это, прежде всего, российские евреи и армяне, у них к позициям (1, 3 и 5) – давние претензии, и они предпочитают использовать национальность и религию, дабы поставить под сомнение эмигрантский статус. Зачем, мол, диких чеченов пускаете в свои закрома, даете им статус беженцев, вот теперь и расхлебывайте свою глупость и неуместное благодушие. Для евреев – это старая песня: доказать, что мусульманин – синоним бандита и террориста, которым не стоит сочувствовать, как сочувствует Европа согнанным со своих земель палестинцам. Армяне, в текущий момент ведущие гибридную/реальную войну с двумя мусульманскими странами, не могут отказать себе в удовольствии еще подчеркнуть, что ислам есть синоним варварства и значит, цивилизованный мир обязан встать на их сторону.
Практически никто не муссирует пол: мужчины известны своей агрессивностью, что об этом, казалось бы, говорить. Но как раз эта позиция (пусть в своем боковом ответвлении) представляется, возможно, не менее важной: убийство в Париже – это не только столкновение редуцированного христианства и воинствующего исламизма, не только мигранта и коренного жителя, это столкновение двух изначальных эпох, одна из которой наследовала другой.
Речь идет о столкновении логической письменной речи, сформировавшей культуру и религию Книги в монотеизме, и предшествующей (а возможно, и наследующей, этот период еще не завершился) культуры сакрального изображения, господствовавшей при Матриархате, по крайней мере, по версии Леонарда Шлейна и его «The Alhabet Versus the Goddess». Шлейн утверждает, что Патриархат и линейное, вытянутое в строку письмо победили Матриархат и святость изображения, но очень боятся доминирования женщин и всего, что с этим доминированием связано.
Поэтому убийство в Париже – это еще убийство возмущённым мужчиной, протестующим против ценности и сакральности изображения, важного для репрезентации женственности в предыдущей эпохе. Ведь толерантность и есть в определенной степени возвращение власти женщин и элементов Матриархата. Два в одном.
А так да: каждый пишет, как он видит.