На прямой линии с лейтенантом неба
Товарищ комдив, а можно спросить? — Спрашивай, Петька, у нас, почитай, равенство теперя. — А фули вы людЯм, так сказать, возраст пенсиона повысили до края забора, просто западло или по дурости несусветной? — Так раненных лошадей, набравших кредитов, пристреливают, не правда ли, вестовой из деревни Чудово? А правильно, так снимай гармонь, и гуляй, рванина. — Дяденька, подай копеечку, богородица жрать твой компот не велит, — Это можно, это мы хоть куда, нам для вас, люди добрые из колхоза «Лучи Ильича Рамирыча», бумажного добра не жалко, жалко у пчелки, а у нас этого вообще нет, — Господин президент, тут какой-то кент в пижаме из Амстердама руку тянет — наверное, хочет, чтобы мы отрезали, чтоб ничего не выросло. Резать сразу или ответите с подъебкой? Ах, ответите, так он спрашивает (я читаю): вот птичка пролетела, и ага — это к дождю или опять Гиркина с того света вызывать? — Понимаете, Миша (это я так издалека к кенту амстердамскому подбираюсь): мне, как русскому патриоту и православному кидале со стажем, дорогА любая жизнь, даже комара на вашей бедной попе, но, кто на Боинге к нам прилетит, тот от Боинга и погибнет. Это не я, это — срать-пердеть — народная мудрость из сказки про Китеж, муляж которого помог нашим предкам внутри Ледового побоища понять, что лучший швед — это мертвый немец. — Тут, вот, редакция газеты «Из-за Острова на Стрелку», что в Нижневартовске на Оке просят подарить самокат Хуавэй дочери мэра города Экабастуза Алине, по батюшке, Скабаевой, вы, кстати, ей ещё на прошлой прямой линии обещали ковёр-вертолёт и сапоги-говноступы, так как ей до ее сельпо, где она продавщицей пиздой торгует, по слякоти не добраться, или вертолёт вставлять, или в говноступах через наши моря и окияны. — Товарищу Алине наш крымский физкульт-привет, нам, вышедшим из скучных коридоров КГБ прямо на снег и поля родины, что вертолёт, что говноступы однохуйственно, пусть вставляет, что хочет, нам, как и всему петербургскому казачеству, все равно, главное, чтоб с ног сшибало. — Тогда последний вопрос, все, караул устал караулить каракули и выхухоли в вашем, граждане, требовательном мозгу. Вот господин из последнего ряда с плакатом: «Хочу ебать коммунистов при первых проблесках коммунизма» — спрашивает: дарагой ты мой человех и пароход, Пупкин и твою мать, кэхда вся ента поибень накроется, бля, медным тазом, так сказать, и пайде искать виход из тутошней волшебной карусели или вихода нет? Потому что тут диалектика, если виход ещё не проработан, так чтоб ты сдох, хнида в синих сатиновых трусах. А если есть — то остановите землю, я сойду — Ничего на это ему Пупкин не сказал, только говорит: при приближению к заре будущего всегда, понимаешь, сначала идёт первый бархан. Большой такой бархан, как твой карман, а потом сразу раз — и Чемодановка, ты ждала зарю, раскрасневшись на морозе, а тебе просто мокрыми подштанниками в харю, и специальный дядя строго спрашивает: вопросы ещё есть, а то, у нас список леденцов, кажись, кончился, а список прогулок по внутреннему дворику на Литейном, 4, ещё открыт, как рот. Мы вообще открыты для вопросов, даже открытку выпустили: летите, голуби, летите.