Выбрать страницу

Нации шьющих и готовящих борщ

Кадыров — воплощение худшего, что есть в русском человеке. Думаете, подзабыл, что он не вполне русский? Но Кадыров – русский, не менее, чем Пушкин. И не только потому, что только русская трусость и малодушие позволяет ему существовать. Но и потому, что Кадыров куда более русский, чем представляет это он сам и окружающие.

При всей намеренно демонстративной жестокости в этих отрезаниях голов и кровной мести, как эхо повторяемых иерархической пирамидой власти, это — типологически то же самое, что нарушение ПДД на дороге возле Калуги. Другая гамма, конечно, если смотреть на клавиатуру из черных и белых клавиш. Но заявить о том, что ты поставлен выше закона – то же самое, что сказать, что ты отмечен и избран из толпы. И эта сладостность в констатации, что закон для тебя не писан, в общем и целом — кондовый русский анархизм.

Да и чем это обозначение террористами тех, кто ему не нравится, отличается от обозначения экстремистами и иностранными агентами тех, кто не нравится Путину? Только экспрессией. Кадыров – южный, экспрессивный хам, не стесняющийся своего хамства, потому что интерпретирует его как смелость. Путин — хам северный, холодный, скрытный, ещё более подлый и опасный, так как сначала делает, а потом говорит, да и то не всегда, так как делать что-то исподтишка — его конёк и тайная страсть.

Разница между чеченцами и русскими — за вычетом экспрессивности, то есть качеств молодой культуры и старой, — в относительной ценности жизни. То есть чеченцы, как детская нация, не боятся смерти (а кто боится смерти в детстве: детское сознание эгоистично и бессмертно). А вот русские — нация вполне усталая и как бы взрослая (хотя более в сравнении по годам, а не по опыту) —  смерти страшится, так как в анамнезе желание что-то сделать и что-то после себя оставить. Кроме подтверждения традиции, что есть масло масленое.

Чеченцы – по пояс в природе (в русском мире наследуя роль казаков) и ценят природные, физические и физиологические качества типа силы и прочности материала. А русские, испорченные и истомленные цивилизацией, физическое ставят ниже осмысленного и сделанного с умыслом, так как оно мало помогает в карьере. Поэтому в быту, в конфликтах и встречах в пути русскому нечего противопоставить чеченцу, который не страшится смерти: ибо он бессмертен как подросток. А русский боится, что ещё недоделал, если вообще начал делать то, к чему призван (хотя, скорее всего, ничего не сделает, но сама идея сидит как заноза) и боится, не хочет умереть раньше времени.

Интересно, что чужие возбуждают чеченца на проявление своих кондовых качеств, он готов сражаться хоть с целым миром, если этот мир ему чужд. Но перед своими — куда больший раб, чем русский, все сдабривающий и разрушающий кислотой скепсиса. Сколько бы ни говорили, что Кадыров — пехотинец и ставленник Путина, Путину бы чеченцы не подчинились, а перед Кадыровым легко вошли в роль восточных рабов. Какими бы посулами и гостинцами не соблазнял Путин свой глубинный народ, кроме наиболее упоротых и зависимых бюджетников ему в свою поддержку никого не вывести. А Кадыров вывел 80 процентов мужского населения просто так, для удовлетворения своей фанаберии, желания, чтобы его поддержали в неправой борьбе, как наследного принца. В праве делать мишенью больную, пожилую женщину. И чеченцы, готовые умереть просто так, за право плясать хэлхар, известный как лезгинка, на Красной площади, что всего круглей, или возле универсама в Ухте, покорно пошли в ярмо и создали позорную массовку величиной в народ.

Русские и чеченцы отличаются как два типа жён. Есть жены готовящие, а есть шьющие. Одни тратят себя бесконечно и как бы без возможности что-то сохранить, разве что настроение. А вот шьющие вкладываются в продленную жизнь, в нечто, более способное сохраниться на какое-то время.

Понятно, что культура, основанная на физической доблести и силе, способна ощущать свою ценность только при столкновении с культурой кройки и шитья, русские нужны чеченцам для подтверждения своей значимости как правильный фон, как хромакей. Русским чеченцы нужны для обидного понимания, что их сила появляется только при умножении численности, обратно пропорциональной заветам Суворова. Русские в большинстве в армейском строю, растянутом до горизонта, превращаются в одно тело чеченца, даже суперчеченца, безжалостного к чужим и противостоящим.

То есть в своей массе русские столь же юная нация, как чеченцы, и в этом есть не разрешимое противоречие: по отдельности русские могут быть робким представителем нации взрослых, но в толпе – они подростки, поэтому к состоянию регулярного столпотворения стремятся, как к возврату в детство. Например, к покорению Чечни или космоса.

 

Персональный сайт Михаила Берга   |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены   |   web-дизайн KaisaGrom 2024