Николай Второй в джинсах
Вчера в Гарварде показывали «Матильду» Учителя и самого Учителя. Показ был закрытым (это важно для последующего), то есть были, в основном, аспиранты и профессоры, так или иначе имеющие отношение к России. Думаю, половина была русскими, и их отношение к фильму и поведение во время обсуждения отличались от отношения и поведения американцев. Отношение американцев было вежливым, у русских постоянно прорывалась страсть. Булькала и пускала пузыри.
Пока фильм смотрели, в зале постоянно распускались, как анимационные бутоны, смешки, очень похожие на то, как в моем раннем детстве зрители кинотеатра «Рассвет», что размешался в бывшей церкви на Малоохтенском проспекте, встречали появление Хрущева и кукурузы в кинохронике, предварявшей сам фильм. Здесь тоже – смешки во время сцен, не имеющих никакой исторической основы или художественно наивных до самопроизвольного слезотечения. Думаю, посмеивались русские, у американцев сдержанность – часть протестантского воспитания.
Оголение произошло после показа, когда в зал неуверенной походкой вернулся режиссер (он фильм представил, недоуменно ожидая аплодисментов, которых не было) и начал по-русски отвечать на те вопросы, что ему переводила переводчица; она же для американской публики переводила и вопросы, задаваемые по-русски. Аудитория, официально именуемая Царской (вот вам и рифма), видела сотни русских знаменитостей, но говорящую по-русски с переводчиком если не впервые, то не часто.
В начале грубости не было, хотя Учитель явно не понимал свою публику, в которую попал как кур, и говорил на языке, для этой публики чуждом. Но не для всех. После первых вопросов американцев – вежливых и уклончивых, как и следует в академической среде, пошли вопросы на гране фола. Одна дама спросила, является ли несовпадение с реальной историей сознательным приемом фильма, и если да, то какова цель этого приема? Это был вопрос американки, после чего русская с последнего ряда спросила уже нахальнее: чего больше в фильме и сценарии – фактов или буйной фантазии его создателя? По одобрительно грозному гулу (думаю, гудели русские), скептическое отношение к художественной версии, представленной Учителем, было довольно массовым.
Но затем, почувствовав подвох, пошла череда восторженных реплик от русских дам-фанаток. Одна дама, в высоких ботфортах на стройных ногах, поблагодарила режиссёра за замечательный фильм, который, несомненно, понравился всем присутствующим.
Дальнейшего я в американском публичном пространстве не припомню: не говорите за всех, раздались громкие и недовольные русские голоса, говорите за себя.
Вот так, русский человек, даже отполированный мягкой шкуркой американской университетской культуры, все равно сохраняет эмоциональную непричесанность человека из советской очереди. Даже если очереди нет, а есть всего лишь обсуждение художественного произведения на историческую тему. Но призрак очереди и острой перебранки на скорую руку возник моментально: я чувствовал, что я среди своих, Гарвард-Шмарвард, русский человек неисправим: искренность прет из него через борта культуры, как пена из бутылки пива на солнцепеке.
Учитель выглядел бледно и отвечал, подчас превращаясь в приглашённого из Боровичей лектора в клубе деревни Удино и рассказывая байки, не более достоверные и не менее пафосные, чем многие сцены из его версии любви принца и нищей. Все ещё борясь с Поклонской и РПЦ, он говорил, что не возражает против святости Николая Александровича, но считает, что художник имеет право на показ быта. Запахло керосином.
Отвечая на другой вопрос, он сказал, что уважает и любит Николая Второго, который был замечательным человеком и царём, коему, однако, не хватало силы и грубости сдержать разрушительные тенденции 1916-1917 годов. А в качестве примера человечности и современности Николая поведал, что Николай был одним из первых людей в России, который надел джинсы. Мол, художник фильма сказал ему, что видел то ли фотографию, то ли рисунок, на котором Николай фигуряет в левайсах. Джинсы как раз тогда входили в моду в России, сказал Учитель, и мы с женой потянулись к выходу.
«Как вам понравился фильм?» – схватила меня за руку пожилая гарвардская профессорша. «Это «Свадьба в Малиновке», – ответил я и, услышав сдавленный смех, не успел добавить, что в комбинации с «Гарри Поттером и Дарами Смерти». Часть вторая.