О русских медведях на ржавой цепи

Барьером, к которому сходятся и который разводит по сторонам участников кулачных боев в фейсбуке из, казалось бы, общей либеральной песочницы, являются сигналы светофора. Или свет Запада.

Вот известный экономист и политолог, явно бравируя своей независимостью, называет афроамериканцев «неграми» (а что, это русская культурная традиция, я же говорю на русском языке) и вообще педалирует свое неприятие леволиберального диктата. Вот писатель, сын писателя, гордо сообщает о себе, что он белый, представитель европейской культуры и ни перед чёрными или белыми ни на одно колено, ни на оба становиться не собирается. Вот под постом одного поэта по поводу стихотворения другой поэтессы о женском половом органе, где поэт с легкой иронией сокрушается, что для поэтического вдохновения выбрана столь непоэтическая вещь, которую он уподобляет чему-то похожему на феминизм, появляется целое собрание насекомых мужского пола, жужжащих на тему неаппетитности радикального феминизма и т.д. Мол, лучше выпить водки литр.

Формально у каждого случая своя подноготная. И есть целый колчан аргументов, почему так говорить не стоило, но ведь и у противоположной стороны свой колчан. Конечно, можно спеть песню Сольвейг о природном русско-советском расизме, который родная коммунистическая партия и сменившие ее силы перестройки только разжигали исподтишка. Но ведь и другая сторона расскажет свои истории про диктат политкорректности и перегибы на местах, доходящие до идиотизма. И вряд ли какой из комплексов аргументов пересилит другой.

Обращу внимание на один, казалось бы, факультативный момент. О чем говорит пристрастие к недопустимому для американского университетского либерализма правому дискурсу наших компатриотов, которые вполне могут быть солидарны с нами в оценке Путина, а порой и Трампа. Но при этом яростно отстаивают своё право критиковать феминисток, борцов с расизмом из компании Black Lives Matter и вообще то, что они именует либеральной диктатурой? Только одно, что они к этому либеральному лагерю не принадлежат. Не в том смысле, с которым они и сами согласны, что не разделяют эту политкорректную систему взглядов, доминирующую в западном, а особенно в американском мире. А в том, что не фигурально, идеологически, а практически к нему не принадлежат.

Потому что если бы принадлежали, то в страшном сне не могли бы помыслить выговаривать все то, что так легко льётся c языка,  как песня, ибо это было бы концом карьеры и да и вообще концом. В смысле — здесь конец перспективы.

Казалось бы, известный экономист ездит на международные конференции, получает, возможно, гранты и стажируется то там, то здесь, но это просто потому, что он на этих конференциях работает таким русским медведем, который хорошо ещё что в вестибюле не опорожняется, уже спасибо. Да и потом — надо же кого-то приглашать, дабы заполнить зал, оправдать грант, тем более что экономист и политолог он вполне себе неглупый и образованный, а то, что он не понимает, что хорошо, что плохо, не различает сигналы светофора, так это и есть одно из условий проведения этих конференций. Встреча за одним столом тех, кто видит сигналы светофора, и тех, кто их не видит. Как бы Восток и Запад.

В принципе то же самое по поводу писателя и поэта: они в своём роде замечательные ребята, начитанные и со стилем, но их такая черносотенная бравада (которая им таковой, конечно, не кажется) определяется только одним: они не принадлежат тому самому либеральному сообществу, над которым посмеиваются и которое как бы эпатируют. Нет, и у них случаются  поездки, скажем, в европейские университеты, но там они, конечно, держат язык на правильной стороне рта, хотя все равно не принадлежат к миру, над которым, вернувшись, в своей среде подсмеиваются и критикуют.

Конечно, можно сказать, я вот другого мнения, но ужас в том, что другого мнения нет. Нет в западном и тем более американском мире другого мнения в университетской или искусствоведческой среде, среде мира искусства и всего гуманитарного знания другого мнения, только такое, потому что противоположное ему мнение ни университетскому кругу, ни какому другому кругу с гуманитарной подоплекой не принадлежит.

Это Трамп может обращаться к своим реднекам с неполным средним и вызывать глухой рокот волн в ответ, но в той среде, к которой говорящие принадлежат в России, в Америке — если смотреть параллельно — другого мнения нет.

И, не оценивая эти мнения, как правильные или неправильные, можно увидеть, что попытка дистанцироваться от либерального канона есть свидетельство того, что вы не принадлежите той культуре, которая практически едина сегодня в мире, за исключением таких мохнатых провинций, как Россия и им подобные.

Можно, конечно, представить, что это не отсутствие знания о сигналах светофора, а такой принципиальный анархизм, когда вы видите красный на переходе и принципиально прете на запрещающий сигнал в виде своеобразной мести тем, кто не принял вас в свою команду. Мол, идете тупо на красный, так как в гробу видали их запреты. Не очень-то и хотелось, у нас слишком разные убеждения. Но вероятность того, что вас собьёт на переходе машина, все равно велика.

Хотя кто-то скажет, что здесь просто проблема с дефиницией Запада в русской культуре. Ведь экономист, писатель и поэт считаются (и считают себя сами) западниками, хотя их Запад – мифологический и не имеющий к реальному Западу никакого отношения. Грубо говоря, мифологический Запад – это такая вольница, как чистый белый лист бумаги, а на самом деле Запад – строго разграфленная таблица, где можно ходить только по клеточкам, а все остальное с разной степенью суровости карается.

Но мы, кажется, поругали всласть тех,  кого в России именуют либералами, хотя для остального мира они —  ретрограды и расисты, давайте теперь посмотрим на другую сторону зеркального стекла.

Вот я с любопытством слежу за всеми этими дискуссиями и вижу, что со стороны мнения, так сказать, либерального, присутствует своеобразная эйфория от собственных успехов, когда личная позиция, выражаемая, естественно, в самом что ни есть каноническом ключе, кажется проявлением ума, проницательности, этической тонкости и вообще всего хорошего, что есть на свете. Но это, конечно, не так. В такой проблематике как идеология, моральная составляющая привносится по большой части со стороны.

Как со стороны, возмутится кто-то: но разве защищать бедных и угнетённых по расовому, гендерному принципу или принципу сексуальной ориентации не есть проявление морали? Конечно, только это мораль исторически обусловленная, она кажется очевидной в том числе потому, что на ее стороне сила, о которой не догадываются по большей части те российские либералы, которые бравируют своим доморощенным расизмом, не подозревая, что это не просто неприлично на другой стороне глобуса, но и практически невозможно, если вы хотите здесь сделать какую-либо карьеру.

Но означает ли это, что встать на эту правильную сторону не означает одновременно и морального выбора? Нет, не означает. Потому что, если бы за высказывание либеральных мнений вас не поощрял социум, а наказывал, как наказывал примерно за то же самое советский строй, то вы бы тысячу раз подумали, высказывать это морально правильное мнение. Или согласились бы с экономистом, писателем и поэтом, и это в лучшем случае.

Те, кто помнит советскую власть, знает, как много находилось желающих говорить совершенно правильные вещи с моральной основой: если не на кухне и не с друзьями, то несколько сотен (если не десятков) на каждый крупный город, включая столицу нашей родины и великой город с провинциальной судьбой.

Я это к тому, что не стоит инфицировать идеологию моралью: она надута туда факультативно, как слюни в воздушный шарик. Мораль в случае идеологии — не более чем рекламный ход, вроде как усиливающий идеологический тезис. Не принятые в хорошем обществе экономист, писатель и поэт не совершают ничего аморального, не соглашаясь с общим либеральным мнением, они просто не понимают, как устроен мир, который они эпатируют, нажимая на клавиши, вызывающие симпатию компатриотов. Типа дети, сующие пальцы в ноздри розетки. Или знают, однако делают вид, что не знают, хотя это уже частности.

Нет ничего эксклюзивно морального и в том, чтобы присоединиться к очевидно побеждающему (и в любом случае доминирующему) мнению, как бы ни казалось оно этически точным, так как зиждется на поддержке тех, кто слабее и кого меньше. Да, по логике это симпатично. Но вы не решились бы это делать или бы сто раз подумали, если бы за подобное сажали в тюрьму, следовательно, не торопитесь обнажать моральный аргумент. Мораль — не более, чем правила дорожного движения.

Можно быть скромнее и точнее, оценивая мнение вместе с коэффициентом усиления. Типа, экономист, писатель и поэт говорят то, что им кажется остроумным и смелым, потому что это кажется таковым многим из их референтной группы. И точно так же те, кто их осуждает, делают это, так как это осуждение вписывается в раму доминирующих в западном/американском мире мнений, потому что соответствует течению, мейнстриму и принципу минимума потенциальной энергии.

Есть вы хотите жить среди своих в провинции у моря, милости прошу к экономисту, писателю и поэту, хотите быть неразличимо своим в Риме — будьте римлянами, в Риме это несложно.