Врете, подлецы: не так, как вы — иначе
Пушкинская отмычка подходит к дверям путинской культуры, которая на упреки в тотальном вранье тупо уверяет, что солдаты похожи на заблудившихся грибников, политика — синоним коварства, ссака в глаза — божья роса на лепестках военной хитрости с ненавистным врагом, во время войны (а война у нас, понятное дело, как горн в пионерлагере) обязательная. Но и в пушкинской цитате присутствует выпавшая в заголовке мера: причем, не только моральная (мерзость), но и физическая — мал (и в смысле ничтожен и в смысле: каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма). Врут, как мы знаем, все. Но это тот случай, когда важен размер, пропорция, оставшееся пространство суши, отдача в виде самоугрызений, готовность других согласиться с ложью без фигового листка и объявить ее прекрасным новым миром: и здесь раздраженное «иначе» принципиально. Общественная терпимость и готовность к вранью — исключительная характеристика социума и культуры: тебя уличают, а тебе не страшно, потому что это — норма, рифмующаяся с привычной жаждой самообмана. Ни рынка, ни конкуренции, ни доверия в быту, ни таких демократических приколов как суд или право в болоте отказа от трезвости не построить: затянет в трясину, рот забьет тиной вместо пафосной глины, раз — и нету цивилизации. А где ж она, в ней дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: изовралась на корню и растворилась в тумане, перестав отличать твердое от газообразного, реальность от вымысла и сон от яви.