Об Пушкина
Критиковать Путина легко, пытаться обнажить корни русского тяготения к самодержавию — труднее. Еще сложнее увязать русскую историю с русской культурой, потому что культура — множество очков, линз, микроскопов и телескопов (это только об одной метафоре культуры), в них можно увидеть все, что захочет наблюдатель. И попытка сказать, что именно в культуре стоит искать причины замкнутого круга русской истории, вызывает резонные возражения. Еще большие возражения вызывает попытка предъявить культурную преемственность путинского режима, поставив в один ряд коня и трепетную лань, потного хитрожопого кагэбэшника и, скажем, солнце русской поэзии. Но и на солнце, увы, есть пятна — на эти пятна я и хотел указать, не знаю, насколько успешно, отметив в убеждениях Пушкина великодержавную составляющую. Нет смысла превращать комментарий в развернутую статью, но я приведу несколько цитат для иллюстрации моих слов. Не для дискредитации Пушкина, а для напоминания очевидного для меня, спорного — для многих: через Пушкина проходит очень важная культурная тенденция поддержки русского великодержавия. Через Пушкина проходят десятки, сотни других тенденций, но и эта присутствует, на мой взгляд, отчетливо. Только хрестоматийно известное и только по поводу подавления польского восстания.
«Бородинская годовщина»: «Кичась, они забыли ныне;/Забыли русской штык и снег…/ Хмельна для них славянов кровь;/Но тяжко будет им похмелье…» Или из «Клеветников России», которых даже Вяземский высмеивал, называя шинельной поэзией: «Вы грозны на словах — попробуйте на деле!/…Иль русского царя уже бессильно слово?/Иль нам с Европой спорить ново?/Иль русский от побед отвык?» Из письма тому же Вяземскому: «Если заварится общая, европейская война, то, право, буду сожалеть о своей женитьбе». А вот ответ на заверения Вяземского в героизме поляков: «Все это хорошо в поэтическом отношении. Но всё-таки их надобно задушить, и наша медленность мучительна». А его попытка добиться от Бенкендорфа разрешения на политический журнал с характерным обоснованием: «Ныне, когда справедливое негодование и старая народная вражда, долго растравляемая завистью, соединила всех нас против польских мятежников, озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной бешеной клеветою… Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападки иностранных газет». Если кому-то это напомнило Киселева-Соловьева, то это не моя вина, но если это не русское великодержавие, то я, наверное, не знаю, каково оно.