•     Новости
•     Проза
•     Статьи
•     Видео
•     Галерея
•     Кафедра
•     Био
•     Критика и интервью
•     Друзья и годы
•     Архив

автобио    карта сайта    контакты

Главная » Статьи 2022

Последнее время опять стала модной тема интерпретации стратегии Путина (коллективного Путина, конечно) как вывод России из Европы, из западной системы ценностей, в русский вариант Азиопы или даже в православный Иран. Здесь можно было бы вспомнить, что эта версия уже существовала, правда тогда агентом азиатчины полагалось общество, а власть, напротив, опознавалась как единственный европеец. По большому счету это один и тот же процесс, просто драйвером перемен в одном случае назначается общество (как в формуле Пушкина), или власть (как в версии того же К. Рогова). Вопрос, который таким образ встает, вопрос об яйце и курице: не что или кто раньше, а кто есть кто.

Однако даже если согласиться, что именно власть – крысолов с дудочкой, уводящий общество из Европы в Азию, то все равно остается вопрос, а общество и его наиболее мобильные и образованные группы, иногда именовавшиеся интеллигенцией или интеллектуалами, они, собственно говоря, кто? Агенты Европы, Запада, пытающиеся тормозить сползание в азиатский полон, или просто балласт, а может быть, агенты той самой власти, просто считающие, что свое согласие на перемены политической географии стоит продать подороже?

Для ответа на вопрос стоит посмотреть на этот страт образованных и либерально ориентированных групп глазами того самого Запада, из стойла которого власть вроде как уводит стреноженное общество. И тут сразу выясняется важнейшее несоответствие. Если посмотреть на конструкцию европейских или североамериканских обществ, то в глаза сразу бросается резонансное отличие. Европейские общества построены как полярная конструкция: в общем и целом правым противостоят левые, а более мелкие партии все равно тяготеют к тому или иному полюсу. В то время как русское общество точно так же вроде как полярное, организовано по принципу власть и оппозиция к ней. То есть вопрос о власти, который в Европе или Америке является как бы следствием достижения популярности партийных идей, как бы награда и возможность проявить себя; в России не просто выделен в особую номинацию, а по сути дела в номинацию единственную. То есть идеологией оппозиции в России является обличение власти как бесчестной, несправедливой, неправильной или неправедной (в зависимости от взгляда наблюдателя).

Более того, если попытаться структурировать оппозицию по европейскому или американскому образцу, то сразу становится ясно, что в параметрах левого и правого оппозиция — точно такая же правая, как и власть. То есть и власть периодически использует левую риторику, памятуя вроде как о том, что русское общество тяготеет к левой повестке (что на самом деле спорно или требует уточнения). Но по смыслу политики является правой, прежде всего поддерживающей интересы крупного капитала, добавляя левую риторику, экономически не подтвержденную, по вкусу как орбит.

Но и оппозиция, не соглашающаяся, кажется, с властью ни в чем, точно также правая и отличается от власти только тем, что опознает власть как бесчестную, коррумпированную, а теперь еще и запятнанную войной и репрессиями.

Если вспомнить о том, что русская интеллигенция до революции 1917 была как раз отчетливо левой, даже радикально левой, может показаться, что на потерю интереса к левой, то есть социальной системе ценностей повлиял именно советский период. То есть левая повестка – повестка патернализма, русская дореволюционная интеллигенция строила свою систему ценностей на идеях такого варианта свободы, которая должна была вызволить из-под спуда власти тех, кого тогда именовали народом (или простым народом). И, наделив его политической и экономической самодостаточностью, придать ему субъектный, а не объектный статус. Статус социального игрока.

Однако именно советский период повлиял на изменение отношения к этой проблематике. Тот самый тип социального позиционирования, который опознавался как богоносец (у правых), руссоистский тип незрелого социального (природного) сознания (как у левых), предъявил в советский период свое лицо люмпена, хама, гогочущего подпевалы власти. И тот страт, который именовался интеллигенцией как бы разочаровался в своей миссии просвещения и освобождения простого или маленького человека из народа, потому что советская власть открыла в нем мурло.

Так или иначе, но советский период, кажется, начисто отбил у образованного класса охоту к просвещению и вообще надежду на то, что это облако необразованных людей может даже в потенции быть их союзником по отвоеванию позиций власти. Формально левая повестка остается рекламной у сил типа коммунистов или более мелких групп, но их позиционирование отчетливо фиктивное, они для создания иллюзии плюрализма разыгрывают карты как бы левых идей, на самом деле является пособниками и сторонниками существующего олигархического порядка.

Но вне той или иной системы объяснений причины тотальной потери интереса к левым идеям в среде российской либеральной оппозиции вопрос позиционирования остается. Если ваши идеи практически не отличаются от властного компендиума, а просто требуют честности, сменяемости власти, то есть носят просто процедурный характер, то как вас можно опознать в терминах Европа—Азия? Ведь азиатские общества точно так же чураются левых идей, а если и используют левую повестку, то так ее видоизменяя, чтобы она оказалась изначально пожененной на патриотизме и любви к традиции, а если и ищет врага, то в международном империализме США.

Не ставя под вопрос справедливость разочарования российской интеллигенции (или тех групп, которые так опознавались раньше) в простом маленьком человеке или хаме, гегемоне, человеке из народа, поставим вопрос о власти.

Левая и правая повестки в Европе или Америке – это, прежде всего, доминирующие способы привлечения избирателей. Либо надо под риторическим комплотом идей вертикали искать сторонников по любви к крови и почве, нации, родине, свободе для своих и традиции, как способу сохранения своих и ранее завоеванных позиций. Либо надо обращаться к социально обездоленным, обещая им социальные бенефиты, равенство в образовании, доступности медицины и все за счет высоких налогов для богатых в пользу бедных. И если говорить о политической Европе, то это есть символическая структура, имеющая национальные особенности, но сохраняющая тяготение к указанным полюсам.

Что же в России? Левых, как зримого социального представительства, нет, оппозиция, упрекающая власть, что она уводит общество из Европы в Азию, практически поголовно правая, борющаяся с властью только за процедуру, и кто тогда является представительством Европы в России? Если не искать своего сторонника среди социально обделенных, то кто, собственно говоря, и за счет чего обеспечит переход власти к оппозиции? Получается, что тот же олигархический слой, который поймет, что лучше ставить не на заведшие в тупик нынешние власти, а на новых, обещающих точно так же не трогать и сохранить их состояния, но при этом вернуть европейский тренд.

То есть остаются вполне абстрактные рассуждения о ценности свободы без каких-либо социальных коннотаций, остается во многом вторичное образование на европейских образцах (но без ярких научных открытий и достижений) и наиболее распространённый способ опознавания личных стратегий по европейским лекалам. Но в Азии интеллигенция, как в России, очень часто европейски образованная, но это не мешает политически отрицать структурное проявление европейскости, а былое увлечение левой повесткой числить как дискредитированное исторически.  

Так что если оценивать настоящий тренд путинского режима, как миграцию из Европы в Азию, то, возможно, первой мигрировала именно российская интеллигенция, таким образом оформив результаты негативного советского опыта, отвратившего ее от  интереса к помощи социально обездоленным. Что, собственно говоря, и является, возможно, центральным достижением европейской цивилизации.