
Оправдание путинистов
Если вы думаете, что я начну с того, что напомню о ненависти к Путину и поддерживающим его, войну и репрессии; расскажу, что более двадцати лет назад написал книжку против Путина, которую отказались печатать наиболее известные российские либералы, сидевшие и сидящие на двух стульях, то — нет. О чувствах, ресентименте я умолчу. Не о них речь.
Речь о том, что отказываются понимать в среде сегодняшней политической эмиграции, карикатурирующих не только политических оппонентов, но и механизмы поддержки режима путинского общества, практически так же, как Андрон Кончаловский революционеров и дореволюционную интеллигенцию в своем ходульном сериале «Хроники русской революции», так как сама идея революции для путинского режима опасна и неприемлема.
Да и поддержка Путина разнообразна, многосоставна и объясняется совершенно разными мотивами. Путинский режим, как в древних представлениях о земле, стоящей на черепахе и трех слонах, стоит на трех огромных стратах путинского общества. В первую очередь это многочисленные функционеры режима, его винтики, шайбы и гайки, роторы и статоры, играющие разные роли – депутатов, чиновников, судей, прокуроров и многочисленных людей с ружьем. Их кредо преданности точнее других сформулировал глава Думы, фальшивого как почти все парламента, Володин: есть Путин, есть Россия, нет Путина – нет России. И действительно, это функциональные части механизма управления и подавления, для них сохранение Путина синонимично сохранению их безопасности и состояний; им платят за преданность, за то, что у них нет другого шанса выжить, чем сохранить режим и своего лидера. Они запугивают общество с голубого экрана и творят репрессии, чтобы каждый из других страт (и их тоже) тысячу раз подумал, чтобы поднять голос против. Символический капитал их преданности Путину и его режиму непрерывно конвертируется в реальные материальные ценности, разные у депутата Думы, высокопоставленного чиновника и сержанта в милиции или нацгвардии, но механизм конвертации один и тот же.
Второй стратой являются финансовая и экономическая элита, класс предпринимателей, некоторые члены которой точно также сделали состояния на преданности, но другие имели состояния и до Путина, и отказались от собственного мнения тогда, когда это стало грозить полной потерей всего. Если процедура конвертации — в прошлом и не подпитывается в ежедневном режиме, то они верны коллективному Путину только до той поры, когда режим защищает их состояния; но многие из них понимают, что надо не упустить момент, когда стоит успеть заявить о том, что молчали или поддерживали Путина из чувства самосохранения.
Они предадут первыми. А то, что путинский режим с большой вероятностью не переживет лидера, давшего свое имя режиму, понятно: правые диктатуры куда более хрупкие, ситуативные и редко переживают своих вождей. В отличие от левых диктатур, которые уже многократно демонстрировали свою живучесть, легко передавали власть по наследству или принципам ротации первого лица из близкого круга, как это было у советского режима, китайской модели управления, кубинской и других левых диктатур, в основе которых лежит идея социальной справедливости и равенства. Естественно, видоизмененная в интересах сохранения власти, но все равно непрерывно озвучиваемая.
Правые диктатуры, эксплуатирующие идею верности традиционным ценностям и национализму в разных формах – куда более персонифицированы, и, за исключением Франко или Пиночета, не переживали своих создателей. И путинский режим подчиняется именно этому механизму.
Но настала пора рассказать о третьей и самой обширной и важной страте поддержки путинской диктатуры – тех, кого Эрик Хоффер называл истинноверующими. Их положение характеризируется тем, что они не в состоянии конвертировать свою поддержку в материальные ценности. Их благосостояние зависит от общего уровня экономики в обществе, и если экономика на подъеме, как это бывало неоднократно за путинское правление, то и им достаются какие-то проценты. Но по большому счету их поддержка и верность режиму в состоянии конвертироваться не в материальные, а символические же ценности, в основном психологического порядка. Да, они поддерживали Путина на разных этапах трансформации его режима, но делали это не за страх, а за совесть, интерпретируя путинскую политику как свою. И это наиболее интересный и противоречивый феномен.
У сегодняшней политической российской эмиграции есть принципиально упрощенная модель восприятия истинноверующих в Путина и его политику. Включая пропагандистский регистр, они упрекают эту страту поддержки режима в склонности принимать за чистую монету путинскую пропаганду, то есть недоумков, которыми легко манипулировать. Это о них обычно думают, когда говорят о борьбе телевизора и холодильника, подразумевая, что как только холодильник станет пустым, он обрушит убедительность телевизионной пропаганды, наваждение исчезнет — и режим падет.
Однако стоит вспомнить, что Хоффер описывал своих истинноверующих без осуждения и говорил о них, как неудачниках, экономических и политических аутсайдерах, но при этом с большим запасом энергии и ожиданием возможной трансформации общества. То есть они поддержали многочисленные диктатуры или секты не из-за страха, а в надежде, что общество, интерпретируемое ими как вопиюще несправедливое, будет обрушено, а на его обломках новый вождь и его команда возведут новое и куда более справедливое. То есть они неудачники прошлой эпохи, но при этом и визионеры, прозревающие контуры будущего, куда более соответствующего их убеждениям и стремлениям.
И нам точно также стоит не упрощать причину поддержки ими Путина и его режима, все сводя к манипуляциям и пропаганде, противостоять которым им не хватило ума и силы характера. И сегодня они поддерживает Путина, его войну и репрессии внутри общества совершенно не так, как это делают их манекены в описаниях либералов-эмигрантов, для которых они — пушечное мясо, не рассуждающая толпа обманутых и скомпрометированных простаков.
Это не так. Это люди с убеждениями, которые нам могут не нравиться, но именно убеждения толкнули их на интерпретацию Путина как выразителя их интересов и чаяний, а то, что Путин использует эту энергию поддержки в том числе для удержания своей власти, усложняет их позицию, но не делает ее априорно бессмысленной и пустой.
Я помню, как в конце 80-х симпатичный мне Мераб Мамардашвили, упрекая русское общество, писал, что оно за несколько веков не смогло разрешить проблему между западниками и славянофилами, и какой век ходит по кругу, обмусоливая идеи позапрошлого века. Однако наше время и многочисленные примеры правого поворота во многих обществах демонстрирует, что невозможность разрешить спор славянофилов и западников (правых и левых) – далеко не только русская или российская проблема. Все те общества, в которых к власти сегодня пришли правые традиционалисты и националисты — свидетельство живучести, если не принципиальности указанного Мамардашвили противоречия. Да, между приходом Трампа к своей власти в Америке, как и китайского лидера в Китае или правых правительств в ряде стран Европы и латинской Америки и Путина в России есть разница. Но и сходства в опоре на фундаменталистские и традиционные ценности, как и отвержение либерализма, тоже немало.
Если говорить об этой самой главной и молчаливой страте поддержки Путина, то надо обсудить их аутсайдерство, их неудачу в эпоху реформ Горбачева и Ельцина. Они те, что почти ничего не получил ни от приватизации, ни от залоговых аукционов, ни вообще от перехода экономики от социалистического типа к типу дикого русского капитализма, если вспомнить определение Сороса. То есть общий подъем экономики, начавшийся или заложенный еще при позднем Ельцине, затронул и их благосостояние. Но они бы не были истинноверующими, если бы не относились к начавшейся политике Путина сначала с тайной, а потом все более явной поддержкой. Так как интерпретировали его, как политика, способного оставить позади мучительные для них 90-е и создать новое общество.
Потому что интерпретировали ельцинское общество, как не только экономически и социально несправедливое, давшее преимущество нечистым на руку приспособленцам, а их оттеснившее на обочину. Существенным была и общая идеологическая канва, которая выразилась в отказе от великодержавия, выводе российских (советских) войска из стран Восточной Европы. Отказ от пропаганды своей исключительности, исключительности России, как влиятельной и мощной силы. И Путин практически сразу был ими узнан и признан, так как совершенно отчетливо стал строить символическую модель возвращения России ее величия и роли в мире, утерянное за время правления Ельцина.
Да, Путин, конечно, был манипулятором, он на словах или в демонстративных одиночных действиях порицал «проклятые 90-е» и разбогатевших на них либералов и конформистов, хотя куда в большей степени способствовал перераспределению собственности в своих интересах и интересах своего близкого круга. Но и эти символические жесты воспринимались как обещание, трудно и медленно выполнимое, но все равно лежащее в русле их ощущения 90-х как позора для России и всех, кто ценил ее силу и мощь.
Отдельно нужно сказать о презрении к либералам, проповедующим на словах либеральные ценности, но при этом очень быстро ставшие обслуживающим персоналом бенефициаров перестройки. Их газеты, издательства, телевизионные программы были частью той политики услужения сильным и богатым, к которым истинноверующие в Путина не принадлежали. И интерпретировали их как самую подлую и продажную часть российского общества, а их слова про демократию и власти не сильного, а закона – как ту же манипуляцию.
Поэтому они поддерживали Путина в его очень часто обманных и манипулятивных реформах, в посадке Ходорковского, в его борьбе против либералов, его приемах ужесточения режима и в итоге — войне против Украины. Если не относится к этим людям с презрением, то можно увидеть, что они все эти противоречивые ходы интерпретировали как борьбу против ложной псевдодемократии либералов и бенефициаров перестройки, а многие сомнительные шаги Путина как вынужденные и возможно неизбежные.
Потому что Путин вернул им самое важное: возможность гордится Россией, то есть их коллективным «я», они не считали нужным обращать внимание на все огрехи путинской политики, но были благодарны за попытки вернуть величие страны, пусть и базирующееся на страхе перед ее ядерным арсеналом и воинственными заявлениями и угрозами противникам.
Они, в общем и целом, согласились с интерпретацией войны против Украины, как войны против желания Запада унизить и ослабить Россию, тем более что Крым и Донбасс считались ими русскими территориями, по чиновничьей прихоти или недоразумению ставшие украинскими. Да, они относились к Украине как к младшему брату, совершившему роковые ошибки и предательство, перейди на сторону сил, противостоящих возвращению России своего места в мире, но уже по возрасту не имевшие ни сил, ни желания идти на фронт.
Конечно, это позиция нового идейного славянофильства в виде восстановления величия России и опоры не на универсальные либеральные ценности, которые, по их пониманию, были использованы как ширма в 90-х для обворовывания общества, государства и его граждан. И да – они путинисты, но как истинноверующие не только потому, что были аутсайдерами ельцинских реформ, но и потому что хранили в душе представление о другом и более справедливом обществе, которое они связали с именем Путина.
Не сложно привести множество примеров обманной и манипулятивной политики Путина, но это если и виделось, то не считалось принципиальным: за возвращение права на великодержавную мощь, эта и преобладающая часть путинской поддержки, путинистов по преимуществу и названию, была и остается его сторонниками. И холодильнику надо стать уж совершенно пустым, чтобы он в их душах победил телевизор. Да и не рушатся правые режимы от экономических трудностей. Они, как это уже неоднократно встречалось в российской истории, не могут пережить только одного: поражения в войне. Война может быть в разной степени справедливой, пропаганда здесь в помощь, но только за крах величия и представления о символической и необъятной силе России следует расплата. И Путин это прекрасно понимает.
Да, в конкурирующей интерпретации Путин начал войну для продления и укрепления своего режима, после протестов 2011-2012 годов, после проявления на политической сцене харизматичного Навального и его не имеющего связи с коррумпированными 90-ми ФБК. Позиция путинистов из числа аутсайдеров и истинноверующих не только не лишена противоречий, она полна ими, в том числе неразрешимыми. Они видят, как разворачивается виток репрессий, хотя и предпочитают его преуменьшать, они склонны согласиться, что путинский режим репрессирует исключительно врагов возрождения России. Вообще в позиции этих верных путинистов много дыр и пробелов. Но и относиться к ним, как биомясу, которым манипулирует путинская пропаганда – ошибка и неуважение. Они представляют собой точно такой же тренд правой идеологии, на основе национализма и фундаментализма, который характерен сегодня для многих обществ. Они такие республиканцы в трамповской Америке, ненавидящие либералов, живущих по берегам обоих океанов, развивающих инновационною экономику и пренебрежительно относящихся к реднекам, зарабатывающим на жизнь руками на неэкологичных предприятиях, которые демократы грозили закрыть и закрывали.
Если вы хотите получить шанс в политической борьбе, начинать стоит с изменения оптики – унижать и высмеивать оппонентов как недоумков, ставших легкой добычей для путинской пропаганды – ошибка и высокомерие. Позиция националистов, традиционалистов, имперцев и антизападных сторонников Путина достойна того, чтобы к ней относится серьезно. Если, конечно, вся политическая деятельность либералов-эмигрантов не является фиктивной и построенной на получении финансирования от беглых олигархов, мечтающих о возвращении, и западных фондов, поддерживающих только то, что совпадает с вектором их понимания сегодняшнего дня.
Чтобы победить политического противника, его надо понимать. И уважать.
