Открыли охоту на койотов
Открыли конвейер жалоб на меня фейсбучному начальству: с утра весточка пришла – и второй пост, в котором я оповещал о блокировке поста «Во что мы целимся, говоря, что ислам религия террора», и сам аккаунт заблокировали. Я выразил несогласие, и аккаунт открыли, пост вернули, но надолго ли? Друзья Ариэля Коэна, защищавшие право Израиля на оккупированные территории, вряд ли успокоятся, как вы думаете? Я не равняю несогласных со мной по этому или другому вопросу с требованием лишить меня голоса, но ведь именно из этой могучей кучки идет поклевка добровольцев решить проблему административным путем? Это так, или за нами инопланетяне наблюдают с пятой графой в паспорте?
Поэтому скажу пару слов, как бы добавлю инфу в био. Кому-то возможно кажется, что я – типа, поэт, из той, знаете, высокопарной системы позиционирования, когда человек с вихрем вместо мыслей в голове называется художником (обычно с большой буквы, если есть статья в Википедии), ну или поэтом, если слова слагает как кубики. Ну, или математик из тридцатки с Моденовым и Фихтенгольцем в руках и математическим факультетом в приборной панели.
В какой-то мере это так, только поэт в паре с математиком в этой компании служат как, не знаю, цензор Гончаров, что ли. Потому что по психофизиологическим основам личности я как бы воин, как это не забавно звучит, во всем и везде, разве что поэт, выглядывающий из-за плеча осуществляет цензуру и требует от любой пары слов их комбинации в том порядке, который его пуризм устроит. То есть воин прет, как тесто из забытой за печкой кастрюльки, а поэт это тесто обратно засовывает, втискивает и утрамбовывает, требуя заплетать вылезающее в косички по его правилам. Но воинственность, тяга к бою у бездны мрачной на краю – это то, что всегда булькало во мне с моего тяжелого, как у Горького детства, когда меня пиздили как еврея, я залупался и как-то незаметно дожил до седин, ничего во мне не изменивших. Это если Горького, конечно, пиздили как еврея. С Малой Охты. И закалили как твоего Павла Андреича.
Те, кто помнит меня в совке, знают, что когда я только попал в ленинградский андеграунд, то тут-же стал воевать, видя, как в том же нонконформизме полно лукавства скрытой цензуры и магистральной линии убогого эстетического конформизма, и уже лет через пять написал роман, на который половина подпольного андеграунда резонно обиделась, за то, какими они вылезли из моей мясорубки. Ну, без кожи, да. Хотя мне казалось, красиво. Здесь ничего не поделаешь, все эти качества есть производная главной моей проблемы, мучающей меня и близких с детства, огромного запаса энергии, в том числе дурной, с которой я борюсь всю жизнь, придумывая разные способы ее канализации, но ничего не помогает. И как я пережил совок, сам иногда изумляюсь, несовершенное все-таки у русских все, даже репрессивная машина: и она больше песок с мостовой своими клешнями загребает, пропуская тех, кто вполне достоин быть награжденным почетным значком ГТО.
Я это к евреям, к попытке сказать, что пиджачок с кровью – это и есть историческая родина; ваше право, в мою душу уголовный кодекс не имплантирован, вам тот, кого вы не называете, судья. Но ни начальству фб, ни стукачам на доверии ничего не изменить: меня, как говорил Петя с гомерическим хохотом, от которого резонно оглядывались как на крейзи, запереть решили, то, что друзьям Путина по ленинградской шарашке на Литейном не удалось, вряд ли получится у слушающего меня за ковром Полония. Подождите чуток, может, поэт с математическим бэкграндом победит воина-психопата, вот тогда и отдохнём вместе на завалинке, в тепле и убожестве.