Симптоматичны те российские интеллектуалы, которые говорят про Павленского: да, человек он — смелый (отважный, рисковый), но эстетически мне это как-то чуждо, это — не искусство. Далее следует оценка акций как гражданского поступка (хулиган типа, но с хорошими намерениями); однако мне интересна именно эстетическая составляющая. Конечно, можно посмеяться над наивностью эстетов, которым для эстетического переживания необходима рамка, лучше с… позолотой, и подпись: Айвазовский был тут. У меня только два замечания: Павленский, безусловно, читал Гройса и знает, что мы переживаем тот период, в котором главным критерием настоящего искусства является неузнавание, не идентификация его как искусства. То есть если ты добился того, чтобы твою акцию воспринимают как неискусство, — значит, ты сделал решающий шаг, чтобы стать художником.
Теперь об эстетичности: ее, конечно, нет. Эстетика — двуликий Янус, одна сторона лица — социальность. Вторая — психологичность. То есть под красотой (обозначим для упрощения) мы понимаем то, что подтверждает нашу правоту. Символическую, конечно. Так как нас вообще больше ничего не интересует, то мы вокруг окружены исключительно прекрасным и безобразным. Прекрасное нам поддакивает, безобразное противоречит. Ну есть еще и архаика, это то, где Павленский — не художник. Не художник он потому, что серпом по яйцам эстетике, которая есть наше все: самооправдание. Не жги дверь ФСБ, художник, ты вечности заложник, у времени в плену.