По образу и подобию
Хирургически точное разоблачение Навальным чистильщика из отряда его неудачливых убийц произвело такое сильное впечатление потому что легко, без усилий, автоматически подвергается символизации. Так как за летучим отрядом химиков и врачей-убийц легко опознается скрывающийся за занавеской лукавый кремлевский Полоний (и вы видите, как множатся и расходятся символические круги, почти поневоле). И, значит, разоблачена не банда убийц в белых халатах, а весь этот государственный капустный кочан из всех его кремлевских кругов и слоев, вся эта система государственного устройства с пауком-Путиным в центре паутины.
И совершенно естественно сам Навальный, ещё вчера как бы берлинский пациент, жертва безжалостного русского государства, муха-цокотуха, страдательная фигура, как и полагается в сказочном сюжете (про Ивана-дурака, оказывающегося наиболее умным и проницательным, или про царевну-лягушку, которая оборачивается царевной только потому что ранее побывала в грубой шкуре лягушки) совершает метаморфозу (или продолжает серию метаморфоз). И из страдальца и жертвы превращается в Командора, чьи шаги раздаются оглушительным приближающимся эхом по гулким кремлевским коридором.
То есть Навальный прямиком из клиники Шаритэ вот-вот превратится, уже превращается в Наполеона, сбежавшего с острова Эльба и на полных парусах несущегося на встречу своей судьбе. Которая одновременно приговор всем тем его убийцам и гонителям, коим не удалось его убить, и теперь, значит, он убьёт их сам. И они это знают, потому что если не читали про царя Эдипа, который попытался избавиться от сына, которому предрешено был убить его, то чувствуют, что раз они не смогли аннигилировать, отменить его роль, значит, спасения нет. От того, кто не имеет имени. Капитан Немо. Предводитель подводного мира.
А шанс остановить или притормозить Навального есть у, совсем другой стороны: со стороны своих главных противников русского мира и того опасения, которое вызывает Навальный у своих недоверчивых сторонников. Которые готовы его принимать как таран, в щепу разносящий царские врата путинской церкви на крови, но всерьёз опасаются его властности, амбициозности, харизматичности. Это, безусловно, достоинства, пока он Дон-Кихот, сражающийся с московскими мельницами, воздух превращающие в злато, но и нешуточная тревога, если он — новый царь, посаженный на царство ненавистью к прежнему и законом маятника.
В какой степени Навальный с его имперской отрыжкой и русскими маршами в анамнезе несёт опасность? Ровно в той же, в какой он сегодня опасен для Путина и его присных. Между достоинствами и недостатками примерное равенство, как между прошлым и будущим, в равной степени подверженным мифологизации.
Восторг от настоящего, принёсшего самое крупное (и, возможно, смертельное) поражение путинского режима, уличённого в имманентной преступности и соответствии маске Ломброзо, почти равен страху перед будущем, в котором острый конец тарана может обернуться его тупой альтернативой.
И наиболее точно это предчувствие описывается фреской «Сотворение Адама» Микеланджело, где изображено равенство потенций — протянутая рука (предложение) пробуждаемого человека и протянутая рука (предложение) бога или того, кто и должен, собственно говоря, оживить Адама, смешав его мёртвую кровь со своей живой.
В принципе это схема практически тождественна тому, о чем речь: проявление робкого фотоснимка инициативного политика проявителем того, что ждёт политика и готово к его явлению. Если заменить бога с потолка Сикстинской капеллы на общество, то мы получим ситуацию с Навальным. Он тоже тянет руку в будущее, но это будущее проявит его таким, каким ждет и видит его социум, как медиум.
Кстати, есть более современное уточнение и наблюдение по поводу фрески «Сотворение Адама», в котором в образе бога, протягивающего руку человеку, неврологами обнаружен зашифрованный и очень точно изображённый человеческий мозг с бороздами, стволом, лобными долями.
То есть то, что считается богом, на самом деле является коллективным разумом. А в нашем случае, случае становления политика с шансами на будущее, коллективным бессознательным русского общества.
Иначе говоря, русское общество тоже тянет руку Навальному, даже если не видит этого, но в итоге будет требовать от него быть тем, кто единственно и может быть узнан, опознан им как правитель, лидер, вождь от бога. Неслучайно при любом течении событий, при любых политических формациях, русское общество из любого теста выпекает в результате самодержавие и самодержца, вне его предыдущих интенций. А любого другого, мягкого и человечного, ощущает временщиком, самозванцем, подменённым, ненастоящим царем, потому что образ царя, правителя, легитимного избранника, к которому легко тянется рука с общественных небес, может быть таким, каким всегда был и, по всей вероятности, будет.
То есть дело не столько в имперскости и русском национализме Навального, не в его латентной великодержавности (что является просто паролем на вопрос: кто идёт), сколько в самодержавности, которая узнается русским обществом как пристань, как родная гавань, а все остальное, лишь путь к причалу в тумане.
Политические пирожки выпекает печь, и пока не заметно никаких принципиальных трансформаций в конструктиве: дабы русское общество возлюбило не силу, а слабость, не большинство, а меньшинство, не победу, а поражение, не монархию, а демократию.
По образу и подобию своему. По образу и подобию.