Почему либеральная оппозиция никогда не сменит нынешнюю путинскую власть
«Бессилие оппозиции» называлась передача Сергея Медведева на радио «Свобода», в рамках которой он обсуждал с Кириллом Роговым, Александром Морозовым, а также Иваном Преображенским причины, по которым либеральная оппозиция, оказавшись в эмиграции, не в состоянии превратиться в политическую силу. Заранее оговорюсь, что диагноз болезни, поставленный ведущим и его (и штатного корреспондента) спикерами, кажется близким к ожидаемому, а вот причина болезни искалась совсем в другом месте, что я попытаюсь показать.
Но для начала подтвержу, что многие из симптомов были указаны вполне точно, если обсуждать проблему разъединения оппозиции, неумения ее как бы договариваться, идти на компромисс ради некоей общей цели. Сетования на русский максимализм и категоричность, к которым Кирилл Рогов добавил неожиданную краску, отметив, что для многих эмигрантов, мало известных широкой публике, моральный ригоризм и неуступчивость вроде как единственный козырь. Напрашивающаяся параллель: получается, что известность у широкой публики достигается моральным релятивизмом, что звучит как одобрение, эта мысль развития не получила.
Было даже припомнено известное утверждение позднего Лотмана о том, что русская культура, в отличии от тринарной европейской культуры, бинарная, состоящая из отрицающих друг друга полюсов. А это тоже не повышает договороспособность либеральной оппозиции, что как ложится на вполне солидный культурный бэкграунд. Пожалуй, единственно оптимистичное соображение высказал тот же Рогов, сославшись на то, что неумение договариваться и приходить к компромиссу — следствие малого политического опыта, который рано или поздно будет обретен. И в результате вопрос, почему за год с лишним эмигранты-оппозиционеры не превратились в политическую силу, удобно переносился в будущее, до которого все просто должно идти своим чередом. И пока время слова (успехи политической эмиграции в журналистике вроде как очевидны), время дела (политических формирований) еще впереди. Может, действительно пока у оппозиции нет истины, вокруг которой можно было бы объединиться, кроме ненависти к путинскому режиму и осуждению агрессии против Украины? Хотя у белорусов политическое объединение состоялось, как и у многих других оппозиционеров, оказавшихся в разное время в эмиграции, как, например, у иранских оппонентов режима шаха Пехлеви, хотя этот пример с другого вроде как конца.
Я, однако, предположу, что дело вовсе не в малом политическом опыте, вернее, политический опыт столь мал, ибо его обретение не представляло общественную ценность. И дело не столько в категоричности и ригоризме, сколько в невозможности посмотреть на себя со стороны.
Для того, чтобы показать, чем журналистика отличается от политики, приведу метафору производства бетона. Для его получения в общем и целом нужен цемент, вода (иногда можно и без нее) и заполнитель. Что такое заполнитель в плане политического движения? Грубо говоря, цемент вроде как есть, то есть некоторое число активных и думающих людей, способных вроде как формулировать цели и интересы политического движения. А если чего и не хватает, то заполнения, которым может выступать песок или что-то еще, что, собственно говоря, цемент и скрепляет.
Для примера бросим взгляд на устройство одной из самых простых (если не примитивных) политических систем в Америке, которая состоит в противоборстве двух основных партий. И хотя функционеры обеих партий в общем и целом обеспеченные и образованные люди, в партию они превращаются с помощью уникального заполнителя. То есть цемент – формирует предложение, песок отзывается на него и превращает все в единую массу политического электората. Демократическая партия формулирует идеи социального государства и обращается к тем, кто готов поддержать партию в обмен на поддержку государством малоимущих слоев, эмигрантов, не имеющих медицинской страховки и социального капитала, вообще социальной устойчивости. Зато новые эмигранты подчас перегружены разными видами такого балласта, как студенческие долги, которые превращают жизнь человека, окончившего университет, в долговую яму размером в жизнь.
Республиканцы формируют совсем другое предложение и используют иной заполнитель, голосующий за них на выборах. Они обращаются за поддержкой к тем, кто опасается притока чужаков-мигрантов, уверяет, что эмигранты отнимают у коренных жителей рабочие места, и высокая стена на границе с Мексикой способна решить если не все, то многие проблемы. Республиканцы критикуют демократов за то, что последние тратят деньги на неимущих, делая эмиграцию все более и более привлекательной. В то время как ценности настоящих американцев, а не тех иждивенцев, которые висят на бюджете, совсем другие, нежели у эмигрантов, эти ценности вполне традиционные, консервативные: против абортов, сексуальных свобод и пр.
Если сравнить политическое предложение республиканцев, то оно очень часто не отличимо от путинского, что не удивительно, Путин такой же правый, как Трамп (недаром последний его любит). А вот демократы куда ближе к европейским левым, для которых свойственна также ценность социального государства, хотя политическое меню в той же Франции, конечно, куда более своеобразно, прихотливо и различается деталями.
Но мой пример служит только одной цели. Те, кто обсуждал в передаче «Бессилие оппозиции» проблемы, по которым политические эмигранты и противники войны в Украине не могут превратиться во влиятельную политическую силу, ничего не говорят о заполнителе. К кому и с каким предложением обращаются российские политэмигранты? У них варьируются разные виды вполне общих демократических идей, которые, собственно говоря, получены от противного, из критического анализа путинского режима. Путин практически отменил или сделал фиктивными демократические институты типа выборов или суда, значит, послепутинское общество должно вернуть себе эти институты, и игра будет сделана.
Так ли это? Нет, конечно, если проанализировать политические платформы демократов и республиканцев, то они все в той или иной степени за выборы, свободу мнений, естественно, за независимый суд (идущие в Израиле протесты против желания кабинета Нетаньяху подвести суд под руку исполнительной власти говорят примерно о том же). Но если бы политическая партия ограничивалась демократическими прописями, за нее никто бы не проголосовал.
И тут самое время задаться вопросом: а какой заполнитель мог бы быть адресатом политической пропаганды от эмигрантской оппозиции? И если посмотреть трезво, то получается, что российская оппозиция пытается играть на том же поле, что и путинская власть, разве что свержение этой власти обеспечит возвращение демократических институтов, но вопрос с адресатом остается.
Вернее, он оказывается практически тем же, что и у путинской власти, разве что за минусом самой власти. В подавляющем количестве российские оппозиционеры такие же правые либералы как и республиканцы, но проговорить это означает открывать карты, которые в этом случае окажутся сокрушительно слабыми.
Резонен вопрос: а почему российские оппозиционеры не разыгрывают, казалось бы, напрашивающееся леволиберальное предложение? Ведь если представить себе, что новое политическое движение в эмиграции объединилось бы под крышей не только вездесущих институтов, но и ряда простых и понятных идей, типа пересмотра итогов приватизации, то партия с таким предложением тут же обрела бы заполнитель или потенциальный электорат.
И вот тут мы оказываемся на той границе, которую удивительным образом не выявили вполне вроде как образованные и вменяемые участники передачи «Бессилие оппозиции». Российская политическая оппозиция бессильна и беззуба, потому что не хочет и не может выдвигать идеи социального государства, давно ставшего трендом не только американской, но и еще в большей степени европейской политики.
Более того: сама санкционная политика со стороны Европы и Америки без обиняков объявляет практически все крупные российские состояния нелегитимными, и если бы новая политическая сила попыталась сделать такое предложение, она была бы понята не только потенциально массовым избирателем внутри России, но и теми силами, которые противостоят сегодня путинской России на международной арене.
Не могут. Не могут и не хотят. И в общем и целом понятно почему. Потому что весь ельцинский, а затем путинский период они были на стороне богатых, которые открывали газеты, платили им гонорары и спонсировали университеты, а русское быдло – еще та песня.
Да, русское быдло – еще та песня, хотя любое националистическое быдло – еще та песня, и любой правый электорат построен на ксенофобии и поддержке богатых и лести бедным, которые зато патриотичны, с куда большим удовольствием идут в армию и полицию, вообще государствоцентричны.
Но если вы ставите вопрос, почему политические эмигранты из путинской России не могут превратиться в политическую силу, то потому что трепать на ветру полотнище из демократических прописей можно сколько угодно долго, но в партию вы имеете шанс превратиться, если найдете для себя заполнитель-электорат.
И тот вопрос, который я поставил в заглавии этой статьи: почему либеральная оппозиция никогда не сменит нынешнюю путинскую власть, имеет один простой ответ: потому что она уже у власти вместе с Путиным. И, безусловно, в этом обсуждении «бессилия оппозиции» без упоминания реальной причины этого бессилия, есть огромная доля лукавства. Российские эмигранты хотят быть на стороне тех, кто платил и продолжает им платить, хотя дело далеко не только в этом, а и в том, что они прекрасно понимают, как опасно леволиберальное предложение. Трудно представить себя, что в том миллионе, вроде как покинувшем Россию после начала войны и первой волны мобилизации, нет европейски мыслящих людей с левыми взглядами? Но вы можете вспомнить хоть кого-то, выступающего на многочисленных новых и старых ресурсах с леволиберальных позиций? Никого, кроме Скобова, которого я привожу из года в год. И не потому, что таких людей нет, а потому что новые и старые либеральные СМИ и интернет-ресурсы не хотят давать слово левым, предпочитая жевать свою бесконечную жвачку о необходимости и спасительности демократических институтов, потому что это позволяет скрыть то, что является секретом Полишинеля: они не доверяют социальным неудачникам и не хотят иметь с ними ничего общего.
А значит, и никакого политического будущего у них нет: только работа обслугой, каковой они по большей части являются и являлись, и с высокой долей вероятности будут являться, потому что третьего не дано.
Персональный сайт Михаила Берга | Dr. Berg
© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены | web-дизайн KaisaGrom 2024