Почему российские интеллектуалы никогда не будут своими в Европе

Европейским спорам об отношении к Израилю на двадцать лет меньше, чем самому Израилю. Само образование Израиля было с энтузиазмом встречено европейскими интеллектуалами, интерпретирующими Израиль как жертву. Но это продолжалось ровно до войны 1967 года, когда Израиль захватил арабские земли, в 3,5 раза превышающие его собственную территорию, плюс восточную часть Иерусалима и не стал их возвращать после наступившего перемирия. Точнее — платил частью захваченных территорий за мирное соглашение, как это было с Египтом, но не просто игнорировал решение ООН о создании двух государств на месте британской подмандатной Палестины, но практически оккупировал территории палестинского государства или строил на этих землях свои поселения, осуждаемые и ООН, и европейскими левыми.

Но споры не утихали. Наиболее ярким была ссора между двумя бывшими друзьями Жаком Деррида и Мишелем Фуко, еврей Деррида, если освободить голое тело от риторики, был, грубо говоря, за Израиль, чтобы Израиль не совершал. А Фуко критиковал Израиль за аннексию территорий, выселение сотен тысяч арабов с их земель, жесткость в подавлении протестов и упорное препятствование реализации решения об образовании двух государств. На примере двух прославленных интеллектуалов можно убедиться, что договориться по теме Израиля очень сложно. По крайней мере Деррида, умирая, постоянно решал проблему: кто он прежде всего – еврей или человек? И если посмотреть на то, как российские евреи-интеллектуалы решают с тех пор эту проблему, то очевидно, что им тоже приходится приносить в жертву своей национальной идентичности общечеловеческую данность.

Не стало исключением и нападение боевиков ХАМАСа на Израиль 7 октября. Не существует оправданий жесткости и бесчеловечности, проявленной палестинскими боевиками; и если посмотреть, что пишут сегодня российские интеллектуалы оппозиционной обоймы, то их тексты полны сопереживания жертвам и осуждения того, что они именуют звериной жестокостью. Но то, что невозможно простить, может быть понятно, хотя я не нашел ни одной попытки понимания золотыми перьями российской оппозиции того, почему боевики ХАМАСа проявили столько отчетливую бесчеловечность по отношению к безоружным гражданам Израиля.

Сам анализ строится примерно по следующей схеме: мол, да могут быть и наверное были какие-то шероховатости в отношении двух народов, но какими бы ни были взаимные претензии они должны решаться цивилизованным путем, без потери человеческого облика. То есть сама ситуация представала в принципиально кастрированным виде: есть какая-то предыстория, но какой бы она ни была, мы начинаем свой анализ и своими эмоциональные отклики в тот момент, когда боевики ХАМАСа перешли границу между Газой и Израилем и стали убивать всех, кто попадался им по пути, не делая снисхождения ни к женщинами, ни к детям, ни к старикам.

И ни один, подчеркну – ни один из публикующих в эти дни свои гневные соображения по новому витку войны между евреями и палестинцами, не задался вопросом: а почему, откуда такая жестокость?

А ответ прост, в лапидарной форме его сформулировал один френд под моим постом о произошедшем в Израиле: собака бывает кусачей только от жизни собачьей. Более полувека Израиль держит целый народ, которому по решению ООН полагается свое государство, в тюрьме. Газа, откуда ХАМАС, практически не имеет прав, уже несколько поколений палестинцев рождается внутри концентрационного лагеря, обнесённого колючей проволокой на суше и на море. И годы, и десятилетия оборачиваются только новыми израильскими поселениями на оккупированных территориях, и новыми рестрикции после того, как в 2005, под давлением мирового сообщества, Израиль формально ушел из Газы, предоставив ей как бы самоуправление, но продолжая контролировать все, что можно. А упреки в том, что в Израиле не хотят учитывать интересы палестинцев высокомерно парируется формулой: а с кем там вести переговоры, вы же видите, какие они звери.

Оправдывает ли это ту бесчеловечность, которую продемонстрировали боевики ХАМАСа, убивая, издеваясь и беря в плен мирных жителей? Нет. Сама цивилизация с ее христианской подоплекой, которой мы в разной степени принадлежим, основывается на невозможности бесчеловечности и жестокости, но это не означает отказа от понимания их причин и мотивации.

Кстати, в своем тексте на эту ситуацию я привел множественные примеры точно такой же или похожей жесткости, которую демонстрировали в 1930-40-х еврейские боевики, добивавшиеся от Британии права на эмиграцию евреев в Палестину и скорейшего образования государства Израиль. Еврейские боевики убивали и взрывали как британских чиновников, военачальников  и солдат, так и просто гостиницы, или устраивали резню в палестинских деревнях. Я не знаю, как измерить и сравнить градус жестокости, продемонстрированный боевиками ХАМАСа и еврейскими боевиками, подталкивающими своими терактами день образования своего государства. Но характерно, что в последующий период наиболее жестокие еврейские боевики становились национальными героями и входили в политическую элиту Израиля. Не смотря на их былую жестокость (или благодаря ей?).

Но оправдывает ли бесчеловечность и жестокость еврейских боевиков, в итоге добившихся от Британии права на национальное государство, палестинских боевиков, добивающихся от Израиля права на свое государство? Нет, мы будет исходить из того, что никакие политические цели и обиды не оправдывают жестокость. Но, осуждая боевиков ХАМАСа, обязаны в силу интеллектуальной корректности проводить эти и другие параллели, дабы не превращаться из европейских интеллектуалов в еврейских активистов по примеру большинства представителей российской оппозиции за рубежом, где они оказались из-за репрессий путинского режима за их антивоенную позицию в войне в Украине.

Кстати говоря, раз мы вспомнили об агрессии России против Украины, то здесь просматривается очевидная параллель. Положение палестинцев на своих землях, оккупированных и контролируемых Израилем, может быть сравнимо с тем, как если бы путинскому режиму удалось захватить и оккупировать всю Украину в рамках процедуры демилитаризации и денацификации, частично аннексировав в свою пользу южные и восточные ее части, а на остальных установив жесткий и жестокий режим контроля, не позволяя украинцам даже думать о восстановлении своего независимого государства. То есть Израиль в рифме с Россия-Украина – именно агрессивная и жестокая Россия, а никак не наоборот, хотя многие российские публицисты пытаются вписать Израиль в жертвенную позу Украины, но это проблематично.

Вот один из наиболее внятных российских интеллектуалов Кирилл Рогов публикует короткий текст, в котором он проблематизирует ситуацию акцентированной жестокости боевиков ХАМАС как «восторг убийства», интерпретируя истерическую радость боевиков при убийстве и мучении беззащитных как следствие воспитания в палестинском мире с его доминирующей тотальной маскулинностью семейного насилия, и видит в этом корень бесконечности этой войны. То есть заслуженный российский аналитик и глава аналитического ресурса не видит корень проблемы в том, что несколько поколений палестинцев в Газе рождаются и мужают в обстоятельствах тюрьмы, устроенной им Израилем (он как бы изящно оставляет эту проблему за скобками рассмотрения). И фокусируется только на следствии: возникновении насилия как доминирующего параметра взросления в палестинском мире.

Говоря по-русски, это: писай в глаза – божья роса. Каковы бы ни были политические обстоятельства жизни и взросления в оккупации (не будем называть это апартеидом и расизмом, как европейские левые, которых за критику Израиля Рогов упрекает в том, что они не понимают и не видят эту проблема в отрыве от политического фундамента проблемы), главным становится точка взрыва, но не его причины.

Подобная интеллектуальная эквилибристика характерна практически для всех российских интеллектуалов, покинувших Россию после начала ее войны против Украины. Они не задаются вопросом: как бы украинцы относились к российским оккупантам, если бы путинским войскам удался бы блиц-криг, и они взяли бы в полон всю Украину? Осуждали бы они украинцев за теракты против любого проявления российского государства или бы вставали в позу ригористов, отделяя причину от следствия и осуждая украинцев за жестокость вне какого-либо контекста?

Думаю, что нет. То есть осуждали бы, очень глухо и невнятно, если бы эта жестокость и теракты обретали отчетливую форму бесчеловечности, но никогда бы не забывали присовокупить контекст. Ведь это просто интеллектуальная корректность, не правда ли?