Почему русские не умеют воевать, создавать машины и построить нормальное государство
Одно из последствий четырех месяцев войны – удивление всего мира, что русская армия, только технически превышающая украинскую в десять с лишним раз (о разнице экономического потенциала больно говорить), может продвигаться вперед, только сравнивая все с землей перед собой артиллерией. И все равно, продвигаясь в час по чайной ложке и неся огромные потери. Не удивлены только те, кто с русскими уже воевал. Те же чеченцы, которые перемололи армию Грачева еще меньшими силами, и дело не только в горах и в мотивации. Те же афганцы, да только кто их спросит. Призыв Суворова «воевать не числом, а умением» оттого и звучит как плач зегзицы на Путивле, что русские побеждали как раз и исключительно числом, заваливая огневые гнезда противника трупами, за которыми стояли заградительные отряды, и это был единственный способ победить.
Но я даже не о личном мужестве или ратном труде, а об искусстве войны, потому что именно прошедшие четыре месяца предъявили то, что у русской армии не получается, может быть, главное: управление войсками, организация и сочленение разных сил в одной цели.
Казалось бы, какое это имеет отношение к тому, что у России никогда не получилось создание технологий? Не отдельное умение, типа подковать блоху, мы все в жизни встречались с талантливыми русскими умельцами, и здесь дело не в тотальной бездарности. А в бездарности в организации производства. В конце концов, силами всей страны создать спутник с Белкой-Стрелкой, бегающими по кругу, или что-то еще (хотя за этим почти всегда маячит что-то спизженное, как Шмайсер за автоматом Калашникова). Но вот создать производство, конвейер, технологически прибыльный или просто конкурентоспособный по производству всего чего угодно, кроме резиновых галош на фабрике «Красный треугольник», эта проблема так решена и не была. Почти все технологические новшества в XIX веке, типа сеялок и веялок, покупались у англичан, все заводы во время сталинской индустриализации покупались под ключ у американцев и немцев, они же и налаживали производство, после чего у них отбирали американские паспорта и превращали в крепостных завода. Ни одной автомашины сами не смогли создать, всегда был купленный или слямзенный прототип, во всем, от производства подшипников до «Москвича», который пообещал реанимировать Собянин, и многострадальных Жигулей. И бомбу ядерную скоммуниздили с помощью сочувствовавших стране советов американских доброхотов, и все остальное.
А на вопрос, как неумение воевать связано с неумением создать технологическую линию чего бы то ни было и, в том числе, с неумением построить нормальное государство, чтобы не кончался любой социальный эксперимент самодержавием и великодержавием, будь то русская империя, советская или плохонькая ельцинская демократия. И хотя, как я понимаю, у многих ответ готов: не любовь к свободе, не умение ею пользоваться – рецепт наших бед, у меня другой ответ: отсутствие пространственного мышления и видения. То самое продолжение климатических и физических обстоятельств русской жизни, о которой еще Ключевский, пытаясь объяснить отсутствие быта и уюта в древние еще времена, писал: домой они приходили, лишь чтобы поесть и отдохнуть. И все, мол, от зимы, что длится более полугода, а лето – карикатура южных зим. Но это еще и все подавляющая равнина: Восточно-Европейская, Западно-Сибирская, плоскость, бритая щека.
Почему чеченец – хороший воин? Не только потому, что горец и привык выживать в суровых условиях, но и потому, что смотрит на жизнь порой сверху. И видит, как она устроена, как устроено поле жизни и поле битвы. Русские военачальники, даже имея дроны и спутники, все равно видят все на плоскости, зрение, скорее всего, другое.
Отсюда же неумение построить технологические линии, потому что они есть все равно пространство, опрокинутое на плоскость, но исходно находящееся как бы над: над цепочками производств и технологических процессов.
То же самое с социальной беспомощностью, каждый раз приходить к одному и тому же, к развилке, приводящей к самодержавию – можно только, если не видеть этого сверху. С некоторого пригорка знаний. С той перспективы, которая рождается, если прошлое и будущее видны, не объявлены случайностью, а осознаны как закономерность. И не возникают каждый раз как черт из табакерки. И догадал же нас черт родиться с умом и талантом в нашей России.
Но в том-то и дело, что и ум, и талант встречаются, возможно, не реже, чем у других, но отсутствие пространственного зрения приводит к неумению воевать, строить заводы, выпускать компьютеры и телефоны и создавать вменяемые социальные пространства, не порождающие раз за разом одну и ту же ошибку.
Конечно, можно вспомнить Лобачевского или живущих в почти таких же условиях финнов и шведов, которые в похожем климате смогли создать цивилизацию с человеческим измерением, но здесь всегда есть уже другие карты, другие козыри, какой-нибудь Гольфстрим или протестантизм вместо византийского лукавства. А у нас козырей нет. Одни фальшивые карты, которые как ни сдать, все одно: тройка, семерка, дама. Тройка, семерка, дама, у которой бабья опухшая морда Путина и его же патологическая глупость, помноженная на самоуверенность, так как не может посмотреть на себя сверху.
Но тут какие карты есть, такими и играть. Играть можно, выиграть — нет.