Эшелонированная защита русскими интеллектуалами Трампа от цензуры Твиттера (да и не только) естественным дождем вылилась и на страницы сайта «Эха Москвы». Не говоря о таких записных трампистах, как Латынина, здесь отстаивают свободу слова для Трампа Венедиктов, Илларионов и Навальный.
Но мы, защищая кого-то, всегда защищаем себя. То есть вроде бы разворачиваем зонт над головой клиента, но так, чтобы он своей длящейся в пространстве крышей защитил от потенциальной непогоды и нас.
В данном случае речь идет о легитимности правой идеологии, к которой как отметившиеся на «Эхе», так и многие другие, неровно дышат. И явление Трампа с его беззастенчивой националистической повесткой как бы сдвинуло шкалу измерения вправо, придав большую легитимность и менее экспрессивному выражению симпатии к националистическим и консервативным идеям. Многие говорили (или думали): да, я отстаиваю комплекс идей русского (или еврейского) просвещенного национализма, но примерно с таким же набором консервативных ценностей сегодня многие вполне известные и легальные политики в Европе и Америке. А некоторые вообще так возглавляют правительства.
И действительно, вслед за Трампом националисты и популисты с правой идеей на разверстых устах пришли к власти в Европе и Южной Америке, а те, что уже были у власти, как тот же Путин, Орбан или Нетаньяху, получили больше оснований, дабы не стесняться и продвигаться вперед решительней. Словно дополнительный фундамент под постройку. Или мотор под капот.
Известная теория «Домино», очевидно, работает и в обратную сторону: упавшие и придавленные обстоятельствами и давлением либералов правые националисты стали восставать из своей позиции тотального поражения и пребывания если не на свалке, то в униженном состоянии маргиналов; восстали из мертвых (или полумертвых политиков в ранге «спящей царевны»), и один за другим своими перпендикулярами изменили политический рельеф окрестности.
Более того, совсем не обязательно было быть махровым националистом, можно было просто использовать правую идею, как один из инструментов в состоянии быстрой потенциальной возможности. То есть по оперению каких-то стрел из колчана быть вроде как либеральным политиком, но при этом не отталкивающим и националистов разных мастей, обозначая свое сочувственное понимание их позиции.
И Трамп, как тот самый зонт, развернул над их головами непромокаемую символическую крышу, под которой сразу появилось пространство для маневра между разными спектрами и клавиатурами, что было удобно и комфортно.
И атаку на Трампа, даже не атаку, а такое обрезание, что ли, вполне в духе столь симпатичного для Трампа иудаизма, когда, вырезая ту часть Трампа, которая существовала в твиттере и других социальных сетях, инициаторы этой операции выставляют Трампа голым, обрезанным и как бы невидимым. Ибо он, как и все мы, видимы сегодня настолько, насколько присутствуем/ет на информационной сцене. То есть та цензура, которой Трамп был подвергнут, это как бы вдруг – по щелчку тумблера – выключенные прожекторы, обладавшие магическим светом: все, что в этом мягком луче, существует, остальное только подразумевается.
У меня есть кузина, живущая в Бруклине, недалеко от Брайтона. Она, конечно, республиканка и трампистка, как многие русские здесь и там, что сузило пространство для нашего общения. Но порой мы перезваниваемся, и она, как рыболов на далеком берегу, дергает периодически удочку, проверяя, не изменились ли мои взгляды? Ведь для нас наши взгляды настолько естественны, мы с ними сжились, как с кальсонами в зимнюю пору ненастную, даже не с кальсонами, а если и кальсонами, то небесными, уже давно ставшими частью нашей кожи, естества, того, что просто так не отберешь. И поэтому она спрашивает ненавязчиво, не подобрел ли я к Трампу, не осознал ли его значение и роль, не такими, конечно, словами, но именно так, как проверяет рыболов удочку, не клюет, не сел еще на крючок?
Я в ответ отшучивался с присущей мне деликатностью родственника и говорил, типа, твоего Трампа рано или поздно посадят в клетку, будут возить по городам и весям, дабы обыватели на площадях могли тыкать его через решетку веточками, проверяя, жив еще курилка или нет? При всей чудесности этой картинки, я понимал, что ее сформировал мой мозг в виде быстрой реакции на воспоминание о Пугачеве и надругательствах над ним со стороны победивших его московскихвластей.
Потому что определенным разворотом своей натуры Трамп похож на изделие ума русского анархизма, к которому мы все в той или иной степени неравнодушны. То есть не обязательно олицетворяем в себе анархическую матрицу, но есть в Трампе этот понятный нам без слов разрыв не столько с истеблишментом, сколько вообще с приличиями и правилами жизни, сформированными за последние столетия либеральной программой допустимого в публичной сфере.
Трамп, не будучи человеком слова, был не в состоянии сформулировать многое из того, что было ему симпатично и на руку в его противостоянии либеральному давлению. Но в своих реакциях, в своих позах, разворотах кокетливых плеч, в своем явлении городу и миру, он в определенные моменты казался этаким махровым анархистом, которому по боку не только все эти правила приличий, которые ни что иное, как рельсовая дорога на либеральный лад. Но и вообще все эти сорок веков цивилизации с их итогом побеждающего во всем мире либерализма на рыбьем меху.
Почему на рыбьем? Потому что либерализм, это не либеральничаянье на русский лад, не программа: пусть цветут сто цветов, я ненавижу ваше мнение, но готов отдать жизнь, а довольно-таки жесткие правила, жесткость которых не внутри, внутри-то все естественно мягко, как в теплой дружеской компании, но ребра у этой мягкости – жесткие и вполне непримиримые.
И те русские интеллектуалы, что стали поборниками свободы слова для Трампа, в той или иной форме это ощущают. Либерализм, как каток по Фукуяме, дал, понятное дело, сбой, наехав на бревно, лежащее на дороге. И когда попытался прокатиться над ним, бревно одним концом восстало и полетело в лоб, то есть в лобовое стекло, отчего каток этак остолбенело застрял, завис и как бы остановился. То есть колеса крутились, но по воздуху, без сцепления с землей. Это была совершенно не предусмотрено программой, записанной в подкорке машины: сбой системы. И четыре года каток когда угрожающе рычал, когда беспомощно и обидно свистел прокручивающимися ремнями на работающем вхолостую вентиляторе, но в нем ничего не изменилось.
Разве что в программу были на всякий пожарный вписаны и случаи, наподобие того, что преподнес Трамп, который был лучшее, что можно было себе представить, дабы делегитимировать саму потенциальную возможность его идеологии. Из статуса неприличной она становится невозможной в публичном пространстве; нам показывают, как это будет происходить, когда пробкой бана затыкается рот не только Трампа, но и его наиболее решительных последователей. Если мы правильно понимаем происходящее – это программа маргинализации правой, националистическойповестки. Ей показывают место, рельсы, в рамки которых она должна втиснуться, всунуть себя сама, дабы остаться легитимной, без каких либо ответвлений радикальности, исключительно для самоуспокоения, без планов возвращения на сцену.
Насколько это все в состоянии повлиять на русские расклады, учитывая, что во главе страны стоит такой стеснительный националист, осуществляющий консервативную программу, как всегда с двумя ногами: пряного национализма для бедных и откровенной поддержки богатых, когда никто не видит. Конечно, окажет, хотя бы в символической сфере, где многое будет объявлено неприличным, и значит придется подтянуть ноги под себя, на разваливаться на лавке с такой беспечной вольницей.
Но без консервативной повестки Путина вообще как бы нет, поэтому будут осуществляться приемы цивилизованного макияжа; зато те правые, которые сегодня у власти в Европе и в том же Израиле, быстро ощутят как холодит время темя, и нужно по-скорому переобуваться и переодеваться. Но получится ли это в политическом разрезе? В большинстве случаев нет, законодатели политической моды, где-то там за океаном, где из хлопьев шторы шьют, Трамп из парохода-человека с анархией и национал чувствительной душой пересаживается то ли на паром с застрявшим тросом, то ли ржавый буксир, который какое-то время еще будут тянуть, накручивая канат на скрипящее колесо. Дабы символическая казнь была понята окружающими, как последнее стонеизвестнокакое китайское предупреждение. Здесь такие не ходят. Здесь для этого нет информационной и прочей инфраструктуры. Вам, маргиналам, место под выношенной подушкой, под матрасом с подозрительными пятнами на подматраснике, занимайтесь онанизмом, потушив свет и выключив инет.
И те, кто скажет об опасности маргинализации оппонента, даже из лиц вполне неприятной наружности, будут, наверное, правы. Если не проветривать портянки, завоняют, отравят воздух. А как тут с программой проветривания?