Право на убийство
Когда ищутся причины того, что кажется ужасным, то в первую очередь подозрение падает на такое же ужасное, но пока скрытое. Скажем, расстрел школьников бывшим школьником в Казани естественным образом заставляет искать причины произошедшего в чем-то похожем, но из другого ряда. Ошибка врача, выдавшего ему разрешение на право владение оружием по халатности или за взятку. Ошибка или коррупция со стороны полиции, стрелкового клуба, проводящего свои курсы обучения в режиме перемотки. Влияние компьютерных игр, возбуждающих жестокость. Или соцсетей, позволяющих нарциссам-убийцам искать и находить последователей и зрителей для своих зверств.
То есть что-то однозначно плохое родило в очередной раз нечто ещё более ужасное, и надо найти это первое плохое в ряду, дабы исправить ошибку и прервать дурную эстафету.
Единственный раз о предположении, что плохое может быть производным от хорошего, я, в применении к мотивации школьников, убивающих своих настоящих или бывших одноклассников, прочёл более четверти века назад у Вениамина Иофе в статье, название которой я не помню, да и сам автор умер уже почти двадцать лет назад. Но так или иначе, обсуждая причины тогда только появившегося феномена массовых убийств со стороны школьников-подростков, Иофе предположил, что это — влияние либеральной эмансипации. Мол, вообще либерализм — это во многом восстановление прав тех или иных меньшинств, этих прав лишенных по тем или иным причинам дискриминации. И сам тренд либерализма состоит в том, что о своих правах заявляют все новые и новые группы в рамках в общем-то понятной логики.
Одним из главных прав — является право убивать. Понятно, что это право резервирует за собой государство, скупо делегируя его человеку в форме военного во время войны или полицейского в мирное время, и на эти права в течение веков мало кто претендовал. Однако либерализм, разбудивший меньшинства (или разбуженный ими?), естественным образом втянул в конкуренцию за право на убийство новые группы. Понятно, первыми стали женщины, которые давно уже и все более успешно оспаривают у мужчин право убивать, то есть носить мундир и кобуру; но без сомнения мальчики, не достигшие половозрелового и призывного возраста — одни из самых дискриминируемых групп. Даже без упоминания Эдипова комплекса очевидно, что мальчики находятся под давлением со стороны солидных отцов семейств, которые пользуются своими преимуществами, даже если они скрыты под отеческой или учительской заботой.
Так или иначе сам феномен убийц из страты подростков-школьников, прежде всего, выводится не из просчетов врачей, выдающих право на владением оружием, или коррумпированных отделов полиции, эти лицензии выдающие, и не из безудержной жажды наживы производителей игровых приставок с шутерами-стрелялками или опасного влияния соцсетей, раздувающих огонь нарциссизма в юных геростратах, а из тренда либерализма, исправляющего несправедливость предыдущих веков по лишению прав тех или иных меньшинств.
Право на убийство — это вид зрелости, уравнивающей школьника и его отца, старшего брата и вообще восполняющей отставание, которое кажется естественным только тем, кто этим правом владеет по соображения тех иди иных цензов, в том числе возрастных.
В этом смысле те, кто утверждает с ностальгическим вздохом, что у нас, в нашей школьной (советской, но и несоветской тоже) жизни ничего подобного не было, не столь и неправы. До эпохи либерализма и его влияния на широкие слои школьники не стреляли в школьников или нешкольников, потому что не было этого конкурентного вызова. А когда он возник, и когда даже женщины стали резонно оспаривать у седовласых мужей право на убийство, мальчики, дискриминируемые с удвоенной силой, не могли не ощутить вызов и желание одним шагом перескочить через пропасть.
Здесь как бы нет вины либерализма, он не вполне в ответе за тех, кого приручила или возбудила его идейная сила; сам либерализм не слишком будет потеснен консервативной доктриной, уверенной, что лучше по старинке доверять право на убийство умудренным опытом мужчинам в форме, выданной государством.
Но помимо всего самого плохого, что за пару дней изобрёл мозг тех, кто ищет чёрную кошку в темной комнате, имеет смысл предположить, что не только сон разума рождает чудовищ, но разум тоже.