Пальмира как маленький Крым
Среди многочисленных образов Петербурга в сахарной пудре Северная Пальмира — чемпион. И не в том дело, что пошлость на свой покрой придал этому образу Фаддей Булгарин, ставший одним из первых в России продавцом пышных слов и слезоточивых сравнений. Северная Пальмира прописалась на страницах его журнала «Северная пчела», хотя внимательные читатели помнили образ Пальмиры из стихов Рылеева: в Пальмире Севера брожу, как сирота несчастный. (А как еще: «Своя на всё печаль во мне. Вечерний сижу один«.)
Еще раньше этот духоподъемный образ использовал Батюшков, а до него несколько поколений немцев, которым надо было подпитывать и подтверждать свой русский патриотизм роскошью иноземных сравнений.
Понятно, что Петербург, как город заемных вдохновений, с чем только не сравнивали: с Венецией, Амстердамом, Парижем. Но Пальмира — этот длинношеий жираф неуклюжих сравнений — наиболее идеологическая метафора. И самая актуальная. Недаром Путин вокруг ходит, как кот Васька, и облизывается.
Пальмира по-русски — совсем неслучайный симулякр, и его легко поставить в тот же ряд, в который Крым поставлен с легкой руки Андрея Зорина. Стремление присоединить Крым — попытка подтвердить преемственность Россией от греческой (античной) культуры (других европейских родственников вроде как нет).
Понятно, что механически (географически, оккупационно) такие вещи не получаются. Но русский патриотизм — географический по преимуществу. Нет в русской культуре других таких авторитетных и общедоступных доказательств, кроме географии, подкрепленной имперским зудом. Завоевали, значит, мое, исконное, всегда так было, отсюда и общность с Древней Грецией. Оттого и тяга «вернуть», потому что здесь рифма духовная. А супротив духа — какие доказательства? Вы нам: красть грешно, не берите чужое, а мы: это братство духовное, закона любого сильнее. И хоть кол на голове теши.
Оттуда же Пальмира — хоть тушкой, хоть чучелом, но быть причастным к античной культуре. Хоть пустым названием, хоть освободителем развалин от варваров, а там, глядишь, и руины реставрировать начнем. Мы же истинные братья этим окаянным римлянам и грекам, не то, что поддавшиеся Содому европейцы и тем более англосаксы (у них даже бабы — священники).
Понятно, где Россия, где Пальмира. Но не было в России своей эпохи Возрождения, не было процесса гуманизации, не реабилитировано тело, человеческие интересы до сих пор вызывают презрение вместе со всеми этими правами, по сравнению с идолом государства или тенью его — православной церковью.
Но именно поэтому очень хочется записать в дальние родственники Афродиту и Геракла. Или хотя бы Зевса и Венеру. Потому и рвемся освобождать Пальмиру и отрывать от Украины Крым, что другим способом никак не доказать, что не гунны мы, не азиаты с раскосыми и жадными очами, а культурные, степенные европейцы, живущее в Северной Пальмире и Киммерии, как дома. И не пой, красавица, при мне, что дом тот украден: ворованное слаще.