Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы
Отказ Трампа признавать очевидное – его проигрыш на президентских выборах – для кого-то возможно станет дополнительным аргументом уникальности ситуации: впервые в президентском кресле, на месте великого белого вождя в Вашингтоне находится откровенный негодяй, совершенно не смущающийся своей физиономии. И тому, что это всем видно.
С этим я как раз и хочу поспорить. Негодяев на вершине политической пирамиды всегда немало, в Кремле негодяй на негодяе сидит и негодяем погоняет, в Минске сочный негодяй с усами, да и не был ли негодяем Буш, устроивший войну по обману, и он ли первый?
Вообще, кто негодяй, а кто нет, как ни смешно, не так и важно, потому что русская присказка говорит об этом с циничной откровенностью: стыдно, у кого видно. То есть Трамп тот, у кого видно, из всех дыр, прорех на человечестве и на самом деле давно. Видно, если не закрывать, не закатывать глаза, не прищуриваться, множа морщины, на слишком яркий разоблачительный свет прозекторской.
Но и это как бы не самое важное: ведь у морального микроскопа нет возможности подтвердить увиденное распечаткой. То есть ты да я, да мы с тобой говорим об имяреке – негодяй, жирный такой, внушительный лещ, но это не более, чем оценка: ты говоришь о нем – негодяй, а кто-то из другой колоды – отец нации, очиститель конюшен и осушитель болот. Прямой как заноза.
То есть звучит звонко, а к делу не пришьешь, степлер штампует воздух и эмоции, воздушные кружева.
Уникальность и прискорбность в другом: беда не в том, что Трамп – безнравственен (что ты поляк, сказало бы солнце русской поэзии, используя привычную ксенофобскую шутку), и даже не в том, что это видно, а ему как с гуся вода, не стыдно, совсем, даже смешно, как мальчику, смотрящему на мать, грозящую пальцем в окне в мир.
Русская культура, в том числе политическая, отличается не тем, что за Потомаком больше нравственных людей из инкубатора, а на родине вор на воре сидит: ничего подобного, хотя бы потому, что нет инструментов это фиксирующих и объективирующих для передачи по эстафете. Отличие не в сущности, а в форме. Американская культура намного отчетливее церемониальна, если хотите – вежлива, опять же в смысле обретения себя в колее, это все поведение трамваев, которые как бы свободны, но в рамках, отведенных колеей, рельсами, шпалами, проложенными по правилам, которые понятны. А русская действительность – это чистое поле, по которому мчатся сумасшедшие львовские автобусы наперегонки с немецким автопромом, и почти единственное ограничение – право сильного или близости к Кремлю.
Американцы неслучайно берегут свои трамваи, модернизируя их и превращая в скоростные поезда метро, в отличие от русских, выводящих их как класс, как архаику. Трамп – самый русский на троне, не потому, что русские в родне или его поставил править Путин, а потому что искренне не понимает, зачем рельсы, если можно пахать по целине.
В этом смысле явление Трампа, разрывающее шаблоны, то есть срывающее рельсы, именно в этом: не то беда, что негодяй, пусть это будет на совести его жены, несчастной женщины, матери и избирателей, Трамп разрушает церемониал, он ведет себя как негодяй, политический слепой, нарушающий и разрушающий правила, которые и есть главное завоевание американской цивилизации. Ему потому и нравились диктаторы и автократы, он потому потеет, думая о Путине, что завидует ситуации, когда правил нет, когда церемониал можно скинуть с плеч, как пиджак, и ввести лошадь в Сенат, дабы просто сделать давно понятное многим более грубым и зримым для всех.
Понятно, что он человек из подполья, для него чай пить или миру провалиться в тартарары – не вопрос, а ответ, пить, конечно, раз жажда мучает и диабет зовет как труба. А вот разрыв церемониала, это — дисквалификация, выход в тираж, это куда более страшное политическое убийство, чем то, что случилось с братьями Кеннеди, хотя и за этими убийствами стояло примерно то же самое: убийство не человека, а правил, которыми он пользовался.
Трамп расшатал зуб американской цивилизации, его можно выдернуть, но расшатанное будет отзываться не просто фантомной болью, эта — та народная тропа, которая не зарастет, потому что на этом месте еще долго ничего не будет расти.
Не так страшно быть негодяем, как вести себя как негодяй, за которым не сорок веков и пирамиды ( то есть рельсы), а потоп.