Русский с костылем
О том, что язык, в том числе русский, к этническому происхождению имеет лишь косвенное отношение, свидетельствует всем нам знакомое с детства разочарование, что носители языка с хилым бэкграундом говорят на русском, как на неродном: спотыкаясь, угловато, будто учились ему пару мутных лет в Университете Патриса Лумумбы вперемежку с ежедневными пьянками, походами в Мавзолей и еблей со студентками из Азии и Африки. Это те, к кому, если кто и влез в родню, так и тот татарин. Которые, окромя языка юнкерских поэм Лермонтова, на другом ни бум-бум. Язык, получается, трудоемкое, постигаемое в борьбе за функциональность искусство, типа струнного, владеют которым не те, у кого кровь чиста, как водка в рюмке на столе, а у кого мозг тренировался в постижении смыслов и способов их синхронного перевода с нечеткой тени образа на блесну слова.
Хотя если кто-то возразит, что у нас языков что грязи, и никакого объективного критерия — у кого скрипка, у кого баян с разорванными в драке под Красной горкой мехами, то возразить нечего. Но широта и глубинна здесь — один из примеров, опровергающих национализм, как идею объединения людей одного этноса: мало того, что чистота крови — это мираж, существующий только через запятую с духовными скрепами. Язык и культура — лишь функция от использования языка и коробки передач по назначению — для убеждения, обмана, обольщения, понимания и конкуренции. Нет никакой языковой россыпи в природной непосредственности и наивности, что доказали советские писатели-деревенщики, так и не сумевшие отыскать на илистом дне сельского ручья никакой амфоры, кроме интеллектуальной конструкции из мечты и словаря Даля. Не случайно Платон Каратаев говорит как резонер и иностранец-этнограф, выучивший перед поездкой в Китеж два взятых в библиотеке сборника пословиц и поговорок и предпочитающий наиболее банальные и глубокомысленные. Говорить на одном языке означает — не наличие общих родственников, а лишь понимание, никогда не полное, но все равно притягательное. Нам всю жизнь твердили: «Ты меня уважаешь, нет, скажи, ты меня уважаешь?» А нет, чтобы спросить: ты меня понимаешь на русском без костыля?